– Я Харлана вечно забывала, когда дядя Космохвост выскирегцев приказывал перечесть, – поделилась царевна. – С подзатыльников еле-еле упомнила.

– С подзатыльников? – ужаснулся юный советник.

– За мои забудки брату доставалось. – Он перевёл было дух, но царевна пояснила: – А за его – мне.

Ознобиша похвастался:

– А меня над межевой ямой хотели пороть.

– Это как?

– Я младший сын, мне на корню бы сидеть. После Беды стали переселяться, землю от зеленца до зеленца наново межевать… Кто знал, что репу собирать не придётся!

– За что ж сечь?

– Как вас с братом, для памяти. Где межа, роют яму, кидают уголь древесный. Чтобы скоро не сгнил. И яма не камень, не передвинешь. Здесь мальчонку порют, велят крепче запоминать… У меня по отцу все памятливые были. – Вздохнул, добавил: – Жили долго.

Он тотчас пожалел о сказанном, да вылетело – не ухватишь. «Называется, возвеселить хотел! Когда наконец буду говорить красно, ладно и порно, как правдивый Ваан?»

Всход, выбранный Ознобишей, опять был не для дебелых мужей. Ступени теснились узким винтом. Светильнички выхватывали на стенах рыб, морских слизней, мякишей в завитых раковинах. Внуки мореходов рисовали со знанием дела. Выпуклые глаза, цепкие щупальца… Совсем как те, что мерещились Ознобише возле двери первого сына.

Он вдруг спросил:

– Невлин-то хоть был в том перечне верных?

– Был, – кивнула царевна.

– А Ваан?

– Нет.

– А Машкара?

Ему показалось, девушка улыбнулась.

– Нет.

– Вот видишь…