– О! – Гадалка подалась назад, сплела руки, готовясь к долгой беседе. – Ведомо ли тебе, как ветвятся порой ручейки судеб, какие прихотливые русла им достаются?

– Ведомо. Не томи!

– И то ведомо, что на свете всему цена есть?

Эльбиз не ответила. Лишь напряжённо смотрела туда, где под повязкой прятался взгляд, зрящий сквозь время.

– Я вижу две участи для обидчика, – после долгого молчания заговорила женщина. – Вот первый путь: его праведной рукой сразит царь.

– Царь! – воспрянула девушка. – Скоро?

– Непросто сказать. Слишком многое должно ещё сбыться. Есть второй путь, верней и короче. Я сотворю обряд, чтобы ненавистник пал в течение года. Только даром это не дастся.

– Я… чем скажешь, всем обяжусь!

– Не о тебе речь. С обидчиком падёт другой человек.

– Кто? Зачем?..

– Он чужой. Тебе нет до него дела.

Ознобиша хотел говорить, но слова ускользали из памяти, не шли на язык. Мгновение показалось безбрежным. Он увидел, как отшатнулась царевна.

– В твоём обряде нет чести. Хватит уже другим гибнуть за нас!

Легко вскочила на ноги, отбежала.

– Ты наговорила жестоких слов, ясновидица, хотя мы тебя ничем не обидели, – обрёл язык Ознобиша. – Впрочем, твой труд должен быть вознаграждён. Если хочешь, у нас с собой немного еды, найдётся и сребреник… Чем воздать тебе?

Гадалка разглядывала его сквозь тугую повязку. Тёмный шёлк был препоной его глазам, не её. Ознобиша успел испугаться. «Не буду я ничего спрашивать. И так тошно. А хочу я… Эрелису правдой… и чтобы Сквара…»

Женщина передвинулась, поудобней усаживаясь у стены:

– Вы меня позабавили, дыбушата. Бегите себе.

Вода мёртвая и живая

Вода мёртвая и живая