– Хлеб в такую погоду не убрать, – недовольно поглядывал на небо боярин. – Не высохнут снопы. Погниет все в поле. Скорей бы домчаться!

Но раскисший путь отнюдь не добавлял путникам скорости. Только на девятый день они добрались Великих Лук. Уже темнело, и Василий Ярославович решил заночевать на подворье. Заодно и приказчика проверить.

Здесь все было в порядке: никого постороннего, камнеметы и припасы на месте, в амбарах – все учтено и разложено. Афанасий на все вопросы отвечал толково, не путался, глаза не прятал. Настроение после этого у боярина поднялось, и он даже выпил с приказчиком вина, не пожалев для хорошего работника дорогой мальвазии. А поутру путники увидели теплое яркое солнышко и совершенно чистое небо, словно и не поливало их дождем полную седьмицу без перерыва. Они поднялись на коней, вскоре выехали из города, перешли на рысь – и уже через два часа спешились во дворе усадьбы.

– Ну наконец-то! – встретила на крыльце своих мужчин Ольга Юрьевна. – А я уж испереживалась. Нет и нет вас, нет и нет. Уж не знала, чего и думать. – Она обняла мужа, прижавшись к нему на несколько мгновений, потом поцеловала в лоб Андрея: – Вернулся, чадо мое. Ой, а чего это ты обрился весь?

– А ты как думаешь, матушка? – хмыкнул Василий Ярославович.

– Я? – чуть отступила женщина. – Для почета, верно? Молод ведь он. Да и надела своего нет.

– Боярин Андрей Лисьин ныне имя нашего сына. По велению государя и общему боярскому одобрению в переписные листы включен он как боярин, и жалованье ему на том положено в двенадцать рублей без службы![49]

– Боярин ты мой, – опять обняла Зверева хозяйка, сняла тафью, погладила покрытую мелким ежиком голову. – Колется… Боярин…

– Вечером ради такого дела пировать указываю всем, без исключения. А коли провинности у кого – прощаю! – объявил Василий Ярославович. – Праздник у нас, молодой Лисьин боярином стал. А сейчас вели баню стопить. Неприятная ныне была дорога. Промокли все насквозь.

Вопреки обычному, за стол они с дороги не сели. А чего садиться, коли только что, почитай, завтракали? Андрей поднялся к себе, скинул епанчу, ферязь, растянулся на перине.

– Боже мой! Мягкая постель! Кажется, я уже и забыл, что это такое.

– Доброго тебе дня, Андрей Васильевич.

– Боярин Андрей Васильевич, Варенька, боярин, – поправил девушку Зверев, рывком поднялся, обнял ее и крепко поцеловал в губы. – Никак, навестить решила?

– Матушка Ольга Юрьевна постель велела застелить. Разобрана была, пока вы в отъезде…

– Ну вот, – усмехнулся Андрей. – Все в делах, в делах.

Он поднялся, нашел среди вещей сверток с платком и протянул Варе: