Из ворот выехал Василий Ярославович, натянул поводья:

– Девятнадцать гривен. Правда, я не торговался.

– Девятнадцать… – Андрей прикрыл глаза, мысленно пересчитывая талеры в рубли. Первая валюта – это двадцать восемь граммов серебра, вторая – двести четыре грамма[77]. Значит, девятнадцать на двести – это чуть меньше четырех кило. Разделить на тридцать – около ста двадцати талеров.

– Сто сорок талеров, – выдал свой вариант Василий Ярославович.

– Я на это корыто не сяду! – упрямо повторил Лучемир. – Оно потонет в первом же шторме. Али года через три, коли токмо по рекам плавать.

– Здесь, почитай, вся улица корабли сшивает, – сказал боярин. – Отчего бы и к соседям не заглянуть? Может, еще у кого ушкуй готовый окажется. Опосля можно выше по течению, в другую слободу смотаться. Али за Волхов, на Веряшку поскакать. Там еще слобода корабельщиков появилась.

– Давай съездим, отец, – пожал плечами Андрей. – Пока ледоход не кончится, нам все равно корабль не понадобится. А он еще даже не начинался.

Однако удача отвернулась от путников. Они заезжали на один стапель, на другой, на третий – но морских ушкуев не строили почти нигде. Ладьи, струги, чалы, умы, паромы, барки, моринки, насады, коломенки, дощаники, неводники, сотники, однодеревки, кабасы, каюки, устюжны, ужевки, белозерки, заводни, паузки, – пожалуйста. А ушкуи – только на паре верфей, и то небольшие, пяти-десятиметровые, плоскодонные, речные, на которых еще во времена так называемого монгольского ига новгородцы Золотую Орду грабили. В некоторых дворах Лучемир с порога начинал ругаться, в некоторых – угрюмо молчал. Видимо, в его устах это была высшая форма похвалы.

Пришлось перебираться за реку, в ближнюю слободу – и там на первом же стапеле увидели практически готовый морской ушкуй: Андрей сразу узнал знакомые очертания кормовой и носовой надстроек.

– Ну, старый, – вздохнул он, – чего скажешь?

Лучемир слез с седла, побродил вокруг судна, недовольно нахохлился:

– А че тут молвить, Юрий Семенович? Зараз видно, ровные доски, без зарубок. Дно не смоленое, а борта ровно лаковые, дерево напиталось, что хомяк перед зимовкой. Как сшито, не ведаю, но готовились со всем тщанием.

– Наконец-то, – перевел дух князь Сакульский и громко поинтересовался: – Много еще работы осталось, мужики? Когда на воду спустить сможете?

– А тебе зачем, мил человек? – ответил кто-то из-за борта. – Как готово будет, так и поплывет, родимый.

– А я, может, прицениться хочу. Хорошему кораблю хороший хозяин нужен. Как раз как я.

– Да есть уже хороший хозяин. Кто же, мил человек, за такую работу без задатка возьмется? Любовод Серый, купец с Федоровского ручья, сие судно запросил. Через день проверять является… Ой!