– Дайте мне донос, пригласите свидетеля.

В комнату завели присмиревшего косого Ваську, тискающего в руках свою шапку, уже похожую на обычную тряпку.

– Василий Друцкий, с ваших слов записано, что сей чародей на ваших глазах варил зелья колдовские, разговаривал с мертвыми и накладывал заклинания, запирающие дороги от путников… – непрерывным речитативом пробормотал главный. – Записано верно, господин Друцкий, вы подтверждаете свои слова?

– Да, боярин, – кивнул холоп. – Своими глазами все видел, колдун он. И знахарь деревенский сие подтвердил, и за то князь его батогами бил.

– Кого вы слушаете?! – громко возмутился Зверев. – Он же сам упырь! По ночам кровь у людей пьет. Гляньте, зубы у него какие отросли. Только зазевайтесь – глотку перегрызет. Еще и Друцким назвался!

Щекастые рожи синхронно повернулись к мальчишке, тот испуганно закрыл рот ладонью, отрицательно замотал головой. Судьи принялись что-то обсуждать на своем языке. Минут за пять пришли к общему выводу, сообщили его полуголому. Тот кивнул, позвал из-за двери помощников. Те начали отвязывать Андрея от кресла. Но не успел князь обрадоваться, как его вдруг уложили на пол лицом вниз, содрали сапоги и штаны. Потом, поднимая, вытряхнули из ферязи и рубахи, опять ткнули носом в грязный пол. Вокруг затопали шаги, кто-то закашлялся.

– Обращаю внимание трибунала на наличие под левой лопаткой подозреваемого печати сатаны – трех крупных родинок, расположенных рядом, как от прикосновения трезубца, – перешел на русский язык главный следователь.

Андрея опять подхватили, посадили в кресло, примотали руки.

– Можете гулять, теперь это надолго, – разрешил полуголый, присел перед креслом и начал что-то там делать, стуча досками.

На столе тем временем появились какие-то книги, большие медные распятия. Следователи что-то обсуждали – но опять не по-русски. Наконец один, сидевший рядом с главным, взял распятие, обошел стол, прижал крест Андрею ко лбу:

– Именем Господа нашего, Иисуса Христа, призываю тебя покаяться в принятии печати антихристовой, в занятии гнусными богопротивными жертвоприношениями, в сатанинских службах и в колдовстве[104].

– Чья бы корова мычала, – хмыкнул Зверев. – Еретики, бога на Мамонну променявшие, мне тут про Христа рассказывать станут!

– Он не кается, – с сожалением развел руками следователь и вернулся за стол.

Его сменил перед креслом полуголый усач, показал пленнику длинный, с половину локтя, деревянный клин, опустил вниз, взмахнул молотом, вгоняя его куда-то перед креслом…

От неожиданной и страшной боли у Андрея перехватило дыхание, перед глазами запрыгали розовые пятна. Он дернулся, пытаясь освободиться, – но это оказалось невозможно. Палач тем временем нанес еще два сильных удара, уводя боль за пределы возможного, – и только теперь у князя вырвался яростный крик боли.