Незадолго до прибытия гостей обитатели Института, устроив чаепитие, тоже обменялись подарками. Шарлотта, сидя на подлокотнике кресла Генри, рассматривала милые детские вещицы. Ребенок должен был родиться в апреле, и его решили назвать Чарльзом.
– Чарльз Фэйрчайлд, – гордо объявила Шарлотта, разглядывая связанное Софи одеяльце, в углу которого красовалась монограмма «ЧФ».
– Чарльз
Шарлотта скорчила недовольную гримасу.
– Фэйрчайлд? – подавив улыбку, спросила Тесса. – А почему не Бранвелл?
– Теперь я Консул. Мы решили, что в этом случае ребенку лучше носить мое имя. Генри не возражает. Правда, дорогой?
– Совершенно не возражаю, – кивнул Генри. – Тем более что Чарльз Бьюфорд Бранвелл на слух воспринимается неважно, в то время как Чарльз Бьюфорд Фэйрчайлд звучит просто изумительно.
–
Зал постепенно заполнялся. Женщины в золотистой тафте, тончайших темно-синих шелках и красном атласе, мужчины в элегантных фраках, даже не верилось, что большинство из них – Сумеречные охотники, и их обычный наряд – перемазанные в крови доспехи.
Рядом с Гидеоном стояла сияющая Софи; на ней было элегантное зеленое бархатное платье. Сесилию, всю в голубом, повсюду сопровождал Габриэль – длинные руки, длинные ноги, взъерошенная шевелюра и выражение полного восторга на лице.
В очаге полыхало огромное рождественское полено. В сетках над камином были развешаны позолоченные орехи, краснобокие яблоки и разноцветная воздушная кукуруза. Играла тихая, трогательная музыка, и (на этом настояла Шарлотта) пела Бриджит, однако на этот раз ее песня была вполне благозвучной:
Увы, любовь, мне жизнь губя, Ты рвешь со мною без стыда. Я столько лет любил тебя И счастлив был с тобой всегда. Гринсливс мне свет зажгла, Гринсливс радость принесла, Гринсливс в сердце расцвела,