— И нет смысла позволять нулю выводить меня из терпения.

— Никакого! Особенно раз ты сам не нуль. А ты, где бы ни оказался, всюду слишком заметен и никогда не станешь частицей стада. Я уважаю тебя, а я уважаю не многих. И никогда не уважаю людей в массе, так что настоящий демократ из меня не получится. Чтобы «уважать» или даже «любить» огромную массу хамла с их раззявленными варежками на одном конце и вонючими носками — на другом, нужна слепая, слюнявая безмозглость, которая встречается у некоторых нянечек в детских садах, у большинства спаниелей и у всех поголовно миссионеров. Это не политическая система, а болезнь. Но могу тебя порадовать — американские политики ею не страдают. А обычаи твоей страны дают ненулевым членам достаточно свободы. — Руфо снова поглядел на мой меч. — Дружище, ты ведь пришел не поведение Небби обсуждать?

— Нет. — Я тоже взглянул на свой верный клинок. — Я принес Леди Вивамус сюда, чтобы побрить тебя, Руфо.

— Э?

— Я обещал побрить твой труп. Я ведь твой должник за ту ловкую работенку, которую ты проделал надо мной. И вот я тут, чтобы побрить брадобрея.

— Но ведь я еще не труп. — Он не сделал ни единого движения. Двигались лишь глаза, оценивая расстояние между нами. Руфо не очень-то доверял моему «рыцарству» — для этого он был слишком опытен.

— О, это можно организовать, — ответил я живо, — если я не получу от тебя правдивых ответов.

Руфо чуть-чуть расслабился:

— Я постараюсь, Оскар.

— И пожалуйста, постарайся как следует. Ты — мой последний шанс. Руфо, все это должно остаться между нами. Даже Стар не говори.

— Полная тайна. Даю слово.

— Со скрещенными пальцами, без сомнения… Но смотри не шути со мной, дело серьезное. И пожалуйста, ответы — только честные и прямые, мне других не надо. Мне нужны советы относительно моего брака.

Руфо, казалось, очень расстроился:

— А я ведь собирался сегодня уйти по делам! И вместо этого решил поработать! Оскар, я скорее предпочту грубо отозваться при даме о ее первенце или о ее вкусе в выборе шляпок. Учить акулу кусаться и то безопаснее. Что будет, если я откажусь?

— Тогда я тебя побрею.

— Да уж, палач чертов! — Он снова нахмурился. — Прямые ответы… Да на кой они тебе сдались, прямые ответы… Тебе жилетка нужна, чтобы в нее поплакаться.

— Возможно, что и она тоже. Но честные ответы нужнее. А не вранье, которое ты можешь сочинить и спросонок.

— Значит, в обоих случаях я проигрываю. Потому что говорить человеку правду о его браке — самоубийство. Думаю, что правильнее будет сидеть, молчать и надеяться, что у тебя не хватит духу хладнокровно меня заколоть.