«Никогда…» – прочитал я по губам ответ.

– Я держу! – отчего-то донесся через рокот схватки панический Никин голос.

Я недоуменно оглянулся, чтобы через пару-тройку секунд, пока мельтешение вспышек в глазах исчезло, с удивлением цокнуть языком. Нет, деструктивные способности этой барышни были известны и ранее… но увиденное на какое-то мгновение повергло меня в изумление.

Через три ряда кресел позади прежней обстановки салона просто не существовало – был виден только настил пола и ребра жесткости на стенах и потолке, составлявшие хребет самолета. Да и те словно погрызенные, закрытые подвижной взвесью песка и пыли, наполнявшей хвостовую часть целиком, в самом плотном месте которой скорее угадывался, чем был виден силуэт девушки.

А все, что пока уцелело далеко позади нее и рядом со мной, прямо на глазах обращалось в прах – словно не настоящее, сделанное из песка и ныне рассыпающееся под порывом ветра. В пыль и песок обращались кресла, электроника подголовников, пластик стен и потолка, вытягиваясь подвижными лентами в сторону Ники, закручиваясь коконом вокруг нее, – и уже оттуда растекались приливными волнами в сторону прорех и пустот, выжженных молнией, собирая обреченный борт в единое целое и позволяя ему нестись сквозь небо дальше.

Все вокруг служило песку пищей, и не было ничего способного ему воспротивиться.

И тут же через изумление прорвалась иная яркая эмоция. Что она творит! Там же!..

– Мед! – взволнованно прокричал я, выразив вслух главное свое опасение.

– Цел! – отозвались из эпицентра песочной бури.

– Тогда нормально, – успокоился я и вернулся к прежнему противостоянию.

Патовому противостоянию – что с досадой пришлось отметить. Потому что князь все еще стоял под кнутами молний и в глазах его по-прежнему было больше ярости, чем боли и обреченности.

Опаленный, в обрывках пережженной гимнастерки и брюк, он просто ждал той секунды, когда сможет свернуть мне голову, даже не сомневаясь, что такой миг наступит. И эта упрямая уверенность тратила мое время.

Я шагнул ближе, чувствуя дрожь наэлектризованного воздуха и стараясь не дышать запахом пережженной плоти. А когда до князя оставалось не более шага, вытянул руку в его сторону и сжал его шею – горячую, жесткую, сведенную судорогой беспрерывных разрядов.

– Подчинись, – посоветовал я в неожиданной тишине.

Потому что в единый миг перестали бить молнии, а завывания проникающего в салон ветра были побеждены упрямым песком, закрывшим прорехи.

«Никогда…» – почувствовалось движение мышц горла под моей ладонью.

И тело князя вновь сотряслось от разряда – на этот раз не с неба, а исходящего от меня. Но от того еще более разрушительного и болезненного.