— С тобой или без тебя, старый друг. С тобой или без тебя.

И я оставил его. Расставание вышло печальным, и я молчал, покидая замок. Я выбрал крепкую кобылку, которая не стала возражать против корзин. Персеверанс шел в стремя со мной и тоже молчал. Думаю, возвращение вызывало в нем страх, а не радость.

Путешествие тянулось буднично. Погода стояла прекрасная, мой отряд отлично вел себя в гостиницах, и Фоксглов выглядела довольной ими. Когда мы приблизились к Ивовому лесу, на сердце у меня стало тяжело, а Персеверанс помрачнел. Мы вышли на длинную подъездную аллею, и поникшие под бременем снега березы выгнулись над нами, приглушив дневной свет. В какой-то момент Персеверанс повернул голову, и я знал, что он смотрит на место, где настигла его чалсидианская стрела. Никто из нас не говорил об этом.

Сначала мы увидели сгоревшие конюшни, и только потом — дом. Я приказал сжечь оставшуюся часть сарая и кости погибших там же, на месте. Теперь обломки были убраны, и на каменном фундаменте остался только пепельно-черный истоптанный снег. Рядом поднималось новое строение, уже закрытое с одного конца. Завидев нас, зашелся лаем бульдог. Выбежала девочка, схватила его за загривок и утащила куда-то.

— Это хозяин! — закричали около конюшен, и я увидел, как кто-то спешит к дому. Подошли несколько человек, чтобы забрать лошадей у меня и Фоксглов и показать гвардейцам дорогу к конюшням. Я попросил Персеверанса помочь им.

Дворецкий Диксон встретил нас в желто-зеленом жакете, украшенном костяными пуговицами. Он явно наслаждался повышением. Я же мог думать только о том, что он — не Рэвел. Он рассказал мне, как все здесь радовались новости о спасении леди Шан. Он надеялся, что у нее все хорошо, потому что сам он с любовью вспоминает ее. Он надеялся, что она скоро вернется. Я спокойно ответил, что теперь она будет жить в Баккипе. После он спросил про Фитца Виджиланта и сказал, что его здесь не хватает. Я ответил, что он тоже поселился в Баккипе. Затем, изменив тон и опустив глаза, он сказал, что всех огорчила потеря леди Би.

— Такая малютка, и такая милая, даже со своими странностями. Люди говорят, что она все равно была не для этого жестокого мира.

Я внимательно посмотрел на него, и он покраснел. И тут же спросил, не хочу ли я отдохнуть или подкрепиться, но вместо этого я попросил показать, что было сделано в мое отсутствие. Я уже заметил, что входные двери были мастерски восстановлены.

Он повел меня мимо залатанных портьер, пустых мест, откуда сняли гобелены, мимо укрепленных дверных косяков и стен, на которых больше не было шрамов от лезвий.