— Всякую навь упокоить надо. А уж такую — особенно. Будем думать — как.

— То еще не все, — сказал обережник. — Позже я видел другое.

И он рассказал о девочке с "собачкой".

— У меня от твоих исповедей голова разболелась, — вздохнул ратоборец. — Все, иди. Обдумать надо это. И, гляди, больше не таись. Мира в пути.

— Мира в дому, — наузник поклонился и вышел.

Идя гулкими коридорами Цитадели, Тамир размышлял о том, что теперь надумает Клесх. И поможет ли новое знание молодому Главе, на которого и так навалилось столько, что не пожелаешь и врагу. Да еще мысли нет-нет, а возвращались к Лесане. Узнала она его? Если и узнала, так виду не подала… Как с ней теперь ехать? Веры-то нет ни на грош.

***

***

Когда бледный рассвет только-только занимался, и солнце еще даже не отлепилось от края горизонта, Дарина проснулась. Ей показалось, что никогда прежде она не была такой отдохнувшей, такой свежей и полной сил. Женщина села и огляделась — ее измученные спутники спали вповалку, кто как. Умаялись так, что не боялись уже Ходящих, не вздрагивали от каждого шороха, даже зябкая прохлада и роса не беспокоили крепкий сон людей.

Дарина склонилась к обережнице, укрытой по самые глаза овчиной и осторожно отодвинула уголок шкуры, боясь разбудить.

Майрико была мертва.