Охотница в ответ усмехнулась:

— Гляди, экий несчастный… А людей когда жрал, быстро убивал? Или не убивал, а кровососами делал?

Белян всхлипнул:

— Думаешь, хотелось? Думаешь, радовался тому? А когда в груди печет и в голове мутится? Когда речь людскую забываешь, себя не помнишь, думаешь, ты бы справилась? Никого бы не тронула? Думаешь, я мечтал кровососом стать? Меня отец в закуп продал. Я с десяти весен подневольный, как пес. В хозяйском доме прислужник-приживала. Думал, вырасту, выкуплюсь. Да еще обережник через хутор наш ехал, признал во мне Дар. Сороку в Цитадель отправил. Радости-то было! Креффа за мной ждали. А тут хозяина дернул Встрешник отправить нас с ребятами в лес борти проверить. Позвали меня там. Ум и сердце отнялись. А потом… вот таким сделали. Не хочу больше! Голод этот… Убей за ради светлых Хранителей!

Девушка смотрела на него тяжелым взглядом. А потом вдруг встрепенулась, с трудом узнавая в возмужавшем изросшемся парне мальчонка, виденного три года назад:

— Ты не из Решетна ли?

Юноша взглянул на нее с изумлением и гнусаво ответил:

— Оттуда…

— Так вот оно что… — протянула Охотница, ничего, впрочем, не объясняя. И добавила: — Спать ложись.

Думала, вправду ляжет. Послушается.