Светлый фон

Согбенная обитательница каморки шагнула откуда-то из полумрака, потрясая веником.

– Бабушка, это я – Лесана. – Девушка даже растерялась. – Не узнала меня?

– Лесанка? – прищурила слезящиеся глаза старуха. – Ты, что ль?

– Я.

– Никак Нэд, старый козел, опоясал-таки? – догадалась хрычовка. – Видала, видала, как ты Дарена – колоду беззаконную – по двору валяла. Наловчилась…

– Ой, – расстроилась собеседница. – А я тебя там не приметила.

– Дык меня чего примечать-то? – замахала руками бабка. – Меня примечать, только падучую кликать.

Лесана рассмеялась и вдруг порывисто обняла Нурлису, вдыхая забытые уже запахи дыма, камня, лежалых холстин и… старости, пропитавшие убогую одежу бабки.

– Я тебе гостинцев привезла.

– Мне? – изумилась старая. – Да Встрешник с ними, с гостинцами. Дай-ко я на тебя погляжу, ну-ка…

И она поворачивала девушку то так, то эдак, чтобы в свете лучины разглядеть и новое ладное облачение, и широкий пояс с медными бляшками, и саму обладательницу справного наряда.

– Ишь, вымахала! Через прясло-то перешагнешь и не заметишь. А патлы-то обросли… Садись, садись, состригу лишние, ножни где-то тут были, если не упер никто. Ходят тут день и ночь, все тащут, что плохо лежит…

Старуха кудахтала, суетясь вокруг гостьи, вглядывалась ей в лицо, суматошно поглаживая по плечам, не зная, как оказать честь, как скрыть дрожь в голосе. Молодая статная женщина стояла перед ней. И хотя не было больше у Лесаны задорно сияющих глаз, да и взгляд стал тяжелым (молодые девки эдак не смотрят), а промеж бровей появилась сердитая морщинка, для Нурлисы она была все та же девочка, что когда-то бессильно плакала, уткнувшись носом ей в колени.

– Ну давай, показывай гостинцы, – наконец вспомнила старуха. – Показывай.

Лесана достала из заплечной сумы долбленку медовухи и клюкву, вываренную в меду.

– Это чего, орехи, что ль? – сунула нос в глиняный горшок Нурлиса. – Вот дурища! Чем же я их грызть-то буду?

– Ягоды там, – улыбнулась девушка. – И вот еще что…

Шагнув к бабке, выученица Клесха накинула ей на плечи широкую мягкую шаль.

– Чего это? – растерялась карга. – Плат? Мне?

– Тебе. Чтоб не зябла.