– Дай мне. – Кланфинтан опустился рядом на колени, выдернул гребень из моих уставших пальцев. – Ложись, закрой глаза.

– М-м-м… – Под его прикосновением тело налилось свинцом. – У тебя просто волшебные руки.

Я повалилась, свернулась на боку в клубочек на взбитых подушках. Чувствуя, как он работает гребнем, не хотела засыпать, хотела наслаждаться, возможно, уговорить его на ночь преобразиться, но дневное утомление победило, и я провалилась в глубокий измученный сон.

Сижу с Томом Селлеком в изумительном ресторане где-то на севере Италии, перед нами морепродукты. «Маргарита»[18] с настоящим лаймом и золотистой текилой, белый сыр, совсем без калорий. Том почти закончил объяснять, почему его тянет только к полным женщинам старше тридцати, когда сцена растаяла, я взлетела к потолку и вынеслась в ясную партолонскую ночь.

На этот раз не стану тратить время на осмотр достопримечательностей, стараясь оттянуть неизбежное.

– Хорошо, я готова. Давай покончим с этим, – вслух сказала я в воздух. Душа взметнулась, словно выпущенная из рогатки. Внизу расплывчато мелькает знакомый пейзаж, я ракетой лечу к приближающимся горам…

…и резко торможу над внутренним двором. С прошлого вечера почти ничего не изменилось. Женщины сидят у дымящих костров в неестественном молчании, почти полностью скрытые под покрывалами. В душе вскипела злоба.

– Веди меня к нему, – выдавила я сквозь зубы.

Тело двинулось к тому крылу замка, где я была прошлым вечером. В верхних окнах пылает свет; известно, кого я увижу, проникнув под крышу.

Приготовься, Возлюбленная, – шепнул мысленный голос.

– Готова, – решительно объявила я и нырнула сквозь крышу в покои Нуады.

Не сразу освоилась в ярко освещенной комнате. Постель пуста, но я не успела расслабиться, как рядом что-то мелькнуло. Тело мое повернулось и дрогнуло в отвращении, когда стало ясно, что тут происходит. Нуада держит обнаженную юную девушку, тошнотворно пародируя любовное объятие. Она запрокинулась назад, как в танце, как бы завершая романтический тур вальса, хотя голова неестественно свернута набок. Губы Нуады крепко прижаты к горлу, вблизи видно, как движутся челюсти, вгрызаясь в кожу. Изо рта у него льется кровь, разливается темным потоком по девичьему телу, льется на пол. Он жадно присосался, крылья зашелестели, вздыбились, отвердели, распростерлись, как у гигантской хищной птицы. Девушка застонала от боли, заметалась, задергалась, я сумела лучше разглядеть Нуаду. Он тоже голый; вздыбились и отвердели не только крылья.

– Ох, какая гадость, – фыркнула я, брызнув слюной.