Дверь открылась, и два старика шагнули в комнату. Трудно представить людей более не похожих друг на друга: один смуглый, высокий и костлявый, с длинными волосами, второй светлокожий, массивный и лысый. Ферро с подозрением посмотрела на них. Первым заговорил светлокожий:

— Ферро, я хочу предложить тебе одну…

— Я не собираюсь идти с тобой, старый болван.

Легчайшая тень раздражения скользнула по лицу лысого, но он быстро справился с собой.

— Но почему? — спросил он. — Какие у тебя есть неотложные дела?

Над этим не пришлось долго думать.

— Месть. — Ее любимое слово.

— А-а, понимаю. Ты ненавидишь гурков?

— Да.

— Они задолжали тебе за то, что сделали с тобой?

— Да.

— За то, что сделали с твоей семьей, с твоим народом, с твоей страной?

— Да.

— За то, что сделали тебя рабыней, — прошептал он. Она сердито смотрела на старика и гадала, откуда он столько узнал о ней и не стоит ли еще раз наброситься на него. — Они ограбили тебя, Ферро, они отняли у тебя все. Они украли у тебя твою жизнь. Будь я на твоем месте… перестрадай я столько же, сколько выстрадала ты… на Юге не хватило бы крови, чтобы удовлетворить меня. Все гуркские солдаты стали бы трупами. Я бы сжег их города дотла. Я бы заставил их императора сгнить в клетке перед собственным дворцом!

— Да! — прошипела она со злорадной улыбкой, исказившей лицо. Теперь он говорил на ее языке. Юлвей никогда так не говорил. Может быть, этот лысый розовый не так уж плох. — Ты понимаешь! Вот почему я должна вернуться на юг!

— Нет, Ферро. — Теперь усмешка играла на лице лысого. — Ты не поняла, какую возможность я тебе предлагаю. На самом деле в Канте правит не император. Каким бы могущественным он ни казался, он пляшет под чужую дудку. Все решает человек, скрытый от посторонних глаз. Кхалюль, так его называют.

— Пророк.

Байяз кивнул.

— Если тебя ранят, будешь ты ненавидеть кинжал или того, кто его держит? Император, гурки — все они лишь орудия Кхалюля, Ферро. Императоры приходят и уходят, но пророк всегда остается на своем месте, позади них. Нашептывает. Советует. Приказывает. Именно он — тот, кто задолжал тебе.

— Кхалюль… да.