— Он приходит в себя!

— Зашивай тогда ты, я подержу.

Что-то крепко, словно тиски, сдавило плечи и грудь. Ужасно болела рука. Джезаль попробовал дернуть ногой, но ничего не вышло — она буквально горела огнем.

— Держишь?

— Ага, держу. Шей!

В лицо вонзился острый предмет. Такого Джезаль не ожидал — он думал, больнее уже не будет. Как же он ошибался!

Джезаль пытался закричать: «Пусти!» — однако раздалось только невнятное «ах-х-ррр».

Он боролся, извивался, пытаясь высвободиться, но тиски сжимались еще туже, еще сильнее болела рука. Манипуляции с лицом напоминали пытку. Верхняя губа, нижняя губа, подбородок, щека — все пылало. Джезаль кричал, кричал, кричал без остановки, но из горла вырывался лишь тихий хрип. И вот когда казалось, что голова взорвется, боль внезапно пошла на убыль.

— Готово.

Тиски разомкнулись, и беспомощный Джезаль безвольно, словно тряпка, откинулся назад. Его голову повернули вбок.

— Отличный шов, просто отличный! Жаль, тебя не было поблизости, когда заштопывали меня. Может, ходил бы по-прежнему красавцем…

— Каким еще красавцем, розовый?

— Ха! Теперь надо заняться рукой. А потом ногой и прочим.

— Куда ты подевал щит?

— Нет, — простонал Джезаль, — пожалуйста, не надо…

Но из горла вырвался лишь бессмысленный клекот.

Теперь он начал различать в полумраке размытые силуэты. Над ним склонилось лицо, причем безобразное — рваное, иссеченное шрамами, с кривым, разбитым носом… Позади маячило смуглое лицо, перечерченное от брови до подбородка синевато-багровой полосой. Джезаль закрыл глаза. Даже свет причинял ему боль.

— Хороший шов. — Рука похлопала его по щеке. — Теперь, парень, ты один из нас.

Джезаль лежал неподвижно: лицо горело, а по телу медленно растекался ужас.

— Один из нас…