— Поможет? — Джезаль прижал руку к повязке. — Чему поможет?

Но мысли Байяза были уже далеко.

— У Гарода Великого имелся шрам через всю щеку — и он ему ничуть не вредил. По статуям, конечно, этого не видно, но в жизни его только больше уважали. Гарод был в самом деле великим. У него блестящая репутация честного и надежного человека — часто он таким и был. Но мог и не быть — если того требовала ситуация. — Маг тихонько рассмеялся. — Я рассказывал, как он пригласил двух своих злейших врагов на переговоры? Он сумел перессорить их до заката дня, и вскоре их армии уничтожили друг друга в сражении, и Гарод получил победу, не ударив пальцем о палец. Проведал он, что у Ардлика прекрасная жена…

Джезаль улегся на спину. Эту историю Байяз ему уже рассказывал, но говорить об этом бесполезно. Да и послушать второй раз можно — тем более что других занятий нет. Что-то успокаивающее он находил в непрестанном жужжании низкого голоса старика, особенно сейчас, когда солнце пробилось из-за туч. А рот почти не болел, если не пытаться шевелить челюстью.

И Джезаль откинулся на тюк соломы, повернув голову набок, и, легко покачиваясь в такт движениям повозки, смотрел на скользящую мимо землю, на траву под ветром и солнце на воде.

По шажочку

По шажочку

Вест, стиснув зубы, полз по заиндевелому склону. Окоченевшие и ослабшие пальцы дрожали, цепляясь за мерзлую землю, обледенелые корни, холодящий снег. Губы потрескались, из носа текло непрерывно, края ноздрей саднило. Воздух просто врезался в глотку и щипал легкие, хрипло вырываясь наружу клубами пара. Вест пытался решить: было ли решение отдать плащ Ладиславу худшим в жизни. Получалось, что да. Не считая, конечно, спасения жизни эгоистичной скотины.

Даже когда он готовился к турниру — по пять часов в день, — он и представить не мог, что можно так уставать. По сравнению с Тридуба лорд-маршал Варуз казался до смешного ласковым учителем. Каждое утро Веста грубо будили до рассвета и почти не давали передохнуть до самого заката. Северяне были машинами, все до одного. Люди из дерева — они не уставали и не чувствовали боли. Все мышцы Веста болели от такой беспощадной гонки. Он весь покрылся синяками и ссадинами от бесконечных падений и столкновений. Ноги в мокрых сапогах кровоточили и покрылись волдырями. В голове началось знакомое постукивание в такт затрудненному биению сердца вперемешку с горящей раной на голове.

Холод, боль и усталость могли сломить кого угодно, но хуже всего было ошеломляющее чувство стыда, и вины, и поражения, которое било на каждом шагу. Его отправили с Ладиславом, чтобы не случилось беды. А в итоге беда стряслась почти непостижимая. Вся дивизия потеряна. Сколько осталось сирот? Сколько вдов? Сколько родителей потеряли сыновей? Если бы только он сделал больше, в тысячный раз повторял Вест, сжимая в кулаки побелевшие руки. Если бы только смог убедить принца оставаться за рекой, все эти мужчины могли бы остаться в живых. Столько смертей! И неизвестно даже — жалеть их или завидовать.