Они сидели вокруг ноги. Женской ноги, решила Ферро, — на ней не было волос. Осколок кости торчал из сухой, сморщенной плоти, оставшейся вокруг сломанного бедра. Один из шанка кромсал мясо ножом — тот все еще лежал рядом, блестя в луче света, проникавшего сверху. Девятипалый нагнулся и подобрал нож.

— Ножей слишком много не бывает.

— Да ну? А если упадешь в реку и не сможешь плыть со всем железом?

Логен на мгновение растерялся, потом пожал плечами и аккуратно положил клинок на землю.

— Это разумно.

Ферро достала собственный нож из-за пояса.

— Одного ножа вполне достаточно. Если знаешь, куда воткнуть. — Она вонзила нож в спину плоскоголового и принялась вырезать свою стрелу.

— Так что же это за твари? — Ферро достала стрелу, оставшуюся целой, и сапогом перевернула плоскоголового. Тот глядел на нее поросячьими черными глазками, почти незаметными под низким, плоским лбом, губы разошлись, открывая широкую пасть, полную окровавленных зубов. — Они даже уродливее тебя, розовый.

— Замечательно. Это шанка. Плоскоголовые. Их сделал Канедиас.

— Сделал? — Вторая стрела треснула, когда Ферро пыталась ее выкрутить.

— Так сказал Байяз. Как оружие, на случай войны.

— Я думала, он умер.

— Похоже, его оружие живо.

После одного из выстрелов на стрелу упала шея и сломала ее наконечник. Теперь она бесполезна.

— А как человек может делать такие штуки?

— Думаешь, я знаю ответ? Они появляются из-за моря, каждое лето, когда растает лед, и тогда приходится постараться, чтобы побить их. Очень постараться.

Ферро выдернула последнюю стрелу — всю в крови, но целехонькую.

— Когда я был молодой, они стали появляться все чаще и чаще. Мой отец послал меня на юг, через горы, позвать помощь, чтобы сражаться с ними… — Логен примолк. — М-да. Это долгая история. Горные долины сейчас кишат плоскоголовыми.

— Вряд ли это важно, — проворчала Ферро, поднимаясь и аккуратно убирая две целые стрелы в колчан. — Раз уж их можно убить.

— О да, можно. Плохо только, что всегда появляются новые и новые. — Логен хмуро смотрел на трех мертвых тварей, смотрел хмуро и холодно. — Больше не осталось ничего — к северу от гор. Ничего и никого.