— Ничего не изменилось. Я все еще хочу мщения.

Она огляделась и увидела, что Логен хмурится на белую пену на черной воде так, словно ждал от своей подруги другого ответа.

Поменять ответ очень просто. Она могла бы сказать: «Я пойду туда, куда пойдешь ты». Кому от этого было бы хуже? Никому. Точно не ей. Но Ферро не хотела отдавать себя в его власть таким образом. Оказалось, что между ними стоит невидимая стена. Непреодолимая.

И эта стена всегда была.

Ферро только сумела спросить:

— А ты?

Он задумался, с сердитым видом прикусил губу.

— Мне надо на север, — сказал он с грустью, не глядя на нее. — Там работа, которую мне нельзя было оставлять. Темная работа, но ее надо делать. Думаю, вернусь на север, чтобы свести кое-какие счеты.

Ферро нахмурилась. Долги? Кто это говорил ей, что человеку нужно больше, чем мщение. А теперь хочет только свести счеты? Лживый ублюдок.

— Счеты, — прошептала она. — Хорошо.

Это слово царапало язык, как песок.

Он долго смотрел ей в глаза, потом открыл рот, словно желая что-то сказать, но так и остался с открытым ртом, протянув к ней руку.

Потом вдруг сник, выпятил челюсть, повернулся боком и оперся на поручни.

— Хорошо.

Так просто все кончилось между ними.

Ферро хмурилась, отвернувшись. Она сжала кулаки, чувствуя, как яростно впиваются ногти в ладони. Она горько ругалась про себя. Почему она не сказала другие слова? Набрать воздуха, сложить правильно губы — и все меняется.

Только Ферро не умела этого и знала, что никогда не сумеет. Гурки убили в ней это, далеко отсюда и давным-давно, и оставили ее мертвой внутри. Было бы глупо надеяться — это она всегда чувствовала. Надежда — для слабых.

Вернуться в грязь

Вернуться в грязь

Ищейка и Доу, Тул и Молчун, Вест и Пайк. Они вшестером стали в круг и смотрели на два холмика холодной земли. Внизу, в долине, солдаты Союза хоронили своих мертвецов, Ищейка это видел. Сотни — в ямах по двенадцать на каждую. Это был плохой день для людей — и хороший для земли. Так всегда бывает после битвы. Только земля всегда выигрывает.