Он наклонился к ней, спросил с учтивой заботливостью:
– Почему вы так мрачны, генерал Меркатто?
– Почему? – Она подавила подступившую тошноту. – Армия Орсо приближается.
Рогонт повертел свой бокал за ножку.
– Да. При умелом содействии вашего бывшего наставника Никомо Коски. Разведчики Тысячи Мечей добрались уже до Мензийского холма, с которого открывается вид на броды.
– И больше никаких проволочек.
– Похоже на то. Мои честолюбивые планы вскоре обратятся в пыль. Что часто случается с подобными планами.
– Вы уверены, что ночь перед разгромом подходящее время для праздника?
– Через день может быть слишком поздно.
– Хм. – И то правда. – Но вдруг случится чудо?
– Я никогда не верил в божественное вмешательство.
– Вот как? Зачем же здесь эти люди? – Монца кивнула на кучку гурков в белых одеяниях и жреческих шапочках, сидевших за столом у самого помоста.
Герцог устремил на них взгляд.
– О, помощь их выходит далеко за пределы духовной. Это эмиссары пророка Кхалюля. На стороне герцога Орсо Союз, поддержка тамошних банков. Мне тоже нужны друзья. А перед пророком преклоняет колени даже император Гуркхула.
– Да, всем приходится перед кем-то преклонять колени… Что ж, император и пророк смогут утешить друг друга, когда жрецы принесут им весть о вашей голове на пике.
– Это они переживут. Стирия для них – лишь интермедия. Думаю, они уже готовят новое поле битвы.
– Говорят, война никогда не кончается. – Монца осушила бокал и со стуком поставила его на стол.
Может, в Осприи и делали лучшее в мире вино, но для нее оно имело вкус блевотины. Как и все прочее. Сама жизнь ее была блевотиной и дерьмом. Жидким, поносным дерьмом. Из-за спины тут же выплыл слуга с лошадиным лицом, в напудренном парике, и пустил в пустой бокал длинную струю вина, держа бутылку как можно дальше от стола, словно от этого оно могло стать вкуснее. Затем с непринужденным изяществом отступил. Что-что, а отступать в Осприи умели. Монца вновь потянулась за бокалом. Последняя выкуренная трубка уняла только дрожь в руках и ничем больше не помогла.
Поэтому она жаждала опьянения – тупого, бессмысленного, непристойного, дарующего забвение бед.
Медленно обвела взглядом лица богатейших и совершенно никчемных горожан Осприи. Присмотревшись, можно было заметить, что их веселье замешано на истерике. Слишком много пьют. Слишком быстро говорят. Слишком громко смеются. Приближение погибели отнюдь не прибавило им сдержанности. И в предстоящем разгроме Рогонта Монцу могло утешить лишь одно – вместе с герцогом потеряют все многие из этих глупцов.