Есть надежда, что генерал Миттерик со товарищи не уступают по уму самому Кальдеру. То есть идиоты, каких поискать.

– Ты видел те чертовы флаги? – спросил он.

– Союза-то? – Бледноснег пожал плечами. – А чего на них смотреть.

– Где у нас Белоглазый?

– Ходит по кострам, подбадривает в людях дух.

– То есть на то, что я возглавлю атаку, особо не полагается?

Бледноснег опять пожал плечами.

– Они тебя не знают так, как я. Быть может, Ганзул сейчас распевает песню о том, как ты расквасил нос Бродду Тенвейзу. Это их любви к тебе не повредит.

Может, оно и так, но разбивать носы хоть и сволочам, но своим, недостаточно. Его, Кальдера, люди деморализованы. Они потеряли вождя, которого любили, а заполучили того, который не люб никому. Если еще раз проявить бездействие, скорее всего в завтрашней битве их разгромят. Это если они вообще с восходом выйдут рубиться.

Скейл сказал верно: это Север. Здесь иногда нужно проявлять себя мечом. В темноте понемногу вырисовывались очертания замысла.

– Против нас стоит кто, Миттерик?

– Вождь от Союза? Наверно, Миттерик.

– Доу говорил, отчаянный, но безрассудный.

– Безрассудства ему на сегодня, как видишь, хватило.

– Да, в итоге оно у него оправдалось. Люди имеют склонность придерживаться того, что себя оправдывает. Он, я слышал, любит лошадей.

– В смысле, ты об этом? – Бледноснег непристойно вильнул бедрами.

– Может, и это тоже. Но речь сейчас, мне кажется, о предпочтении драться на них верхом.

– Да, коннице здесь раздолье. – Бледноснег кивнул на темный простор полей к югу. – Место плоское, благодать. Он, наверное, думает, что напустится на нас и всех порубает.

– Может статься, что и так.

Кальдер в задумчивости поджал губы. Вспомнилось то смятое письмо с приказом. «Мы с моими людьми делаем все возможное». Взбалмошный. Спесивый. Чванливый. Примерно так люди небось рассуждают о нем самом. О Кальдере. Что дает возможность всмотреться в недруга поглубже. Взгляд Кальдера скользнул по этим дурацким флагам – на самом виду, с гордым идиотизмом, будто здесь не война, а танцы в канун солнцестояния. Губы сложились в привычную усмешку.