– Сбривай на хрен все. Волосы, бороду, усы. И как можно ближе к черепу.

Фоукин кивнул с таким видом, будто полностью одобрял решение. Посетитель всегда прав, в конце концов.

– Тогда предлагаю влажное бритье.

– Не хочу давать тому ублюдку возможность за что-то ухватиться. А кроме того, мне поздновато думать о красоте, не так ли?

Обворожительно и профессионально хихикнув, Фоукин приступил. Гребенка с трудом продиралась сквозь непокорные лохмы Лэмба. Ножницы щелкали, разделяя тишину на ровные и маленькие части. Шум толпы за окном становился все громче и взволнованнее, отчего напряжение в комнате росло. Седые клочья падали на простыню, складываясь в загадочные письмена, смысл которых оставался непостижимым.

Лэмб пошевелил их носком сапога.

– Куда все девается?

– Наше время или наши кудри?

– Все.

– В таком случае я бы задал это вопрос философу, а не цирюльнику. Если говорить о волосах, то их заметут и выбросят. Если, конечно, у вас нет подруги, которая соберет их и будет хранить на память…

Лэмб оглянулся на Мэра. Она стояла у окна, попеременно наблюдая то за стрижкой, то за толпой на улице. Тонкий силуэт на фоне алеющего заката. Предположение Фоукина он отверг с громким фырканьем.

– Только что это была часть тебя, а теперь – мусор.

– Мы часто и на людей глядим, как на мусор, а тут какие-то волосы.

– Думаю, ты имеешь право на это мнение, – вздохнул северянин.

Фоукин сильно ударил бритвой по ремню. Обычно посетители ценили резкость, яркую вспышку огня свечи на стальном лезвии. Это добавляло драматизма в работу.

– Полегче, – сказала Мэр, очевидно, не нуждавшаяся сегодня в излишках драматичности.

Фоукин признался себе, что боится ее гораздо больше, чем Лэмба. Северянин, несомненно, безжалостный убийца, но он обладал определенными принципами. Но о Мэре он не мог сказать ничего подобного. Поэтому он отвесил самый обворожительный поклон профессионала, прекратил точить бритву, наложил пену на череп и лицо Лэмба и принялся работать острожными, тщательными, поскрипывающими движениями.

– Тебя не терзает, что все это отрастает снова? – спросил северянин. – И победить невозможно.

– Разве то же самое нельзя сказать о любом человеческом занятии? Купец продает товары, чтобы купить новые. Фермер убирает пшеницу, чтобы на следующий год снова засеять поле. Кузнец…

– Убьешь человека, и он навсегда останется мертвецом, – спокойно заметил Лэмб.