– Чего надо? – оскалился сторож, будто она была опарышем в его каше.

– Папаша Кольцо приказал накормить ее.

Она почти видела, как шевелятся мозги в его тупой башке.

– На кой? Я так понял – она тут не задержится.

– Ты думаешь, он передо мной отчитывается? – возмутилась она. – Хочешь, я вернусь и скажу Папаше, что ты меня не пустил…

– Ладно, делай, что приказано. Но учти – я не спускаю с тебя глаз. – Он подался к ней, обдавая гнилостным дыханием. – Оба глаза.

Отомкнув замок, Корявый потянул на себя визжащую дверь. Пчелка, наклонившись, шагнула внутрь. Женщина смотрела на нее. Пленница не могла далеко отодвинуться от решетки, но это, казалось, нисколько ее не заботило. В клетке смердело потом, мочой и страхом. Женщины и тех, кто сидел здесь до нее. Ни одного из них не ждало блестящее будущее, это уж точно. Тут никого не ждало никакое будущее.

Пчелка поставила поднос и подала пленнице чашку. Та жадно присосалась к воде, позабыв о какой бы то ни было гордости. Если, конечно, она изначально обладала этим качеством. Угодив в Белый Дом, нельзя позволять себе долго оставаться гордецом, а тем более в подвале. Пчелка придвинулась к ней ближе и прошептала:

– Ты когда-то спрашивала меня о Кантлиссе. О Кантлиссе и детях.

Женщина прекратила пить. Ее глаза, разумные и злые, впились в Пчелку.

– Он продал детей Народу Дракона. Он так сказал.

Пчелка оглянулась, но Корявый уже развалился за столом и тянул к себе кувшин, не обращая на них внимания. Он и помыслить не мог, что Пчелка, всю жизнь прислуживавшая, чего-то стоит. Но сейчас пренебрежение шло ей на пользу. Вытащив нож, она быстро перерезала веревку на одном из побагровевших запястий пленницы.

– Почему? – прошептала та.

– Кантлисса нужно… наказать. – Даже сейчас она не смогла заставить себя произнести слово «убить». Но обе поняли, о чем идет речь. – Я не в силах это сделать. – Она всунула рукоять ножа в ладонь женщины, прикрывая собой. – А ты, похоже, в силах.

Папаша Кольцо, волнуясь, теребил серьгу. Старая привычка вернулась к нему, словно разбойник в диких пустошах. По мере того как толпа бесновалась все сильнее, рос комок у него в горле и напряжение в душе. Он часто играл в карты, кидал кости, крутил колесо рулетки… Возможно, сейчас у него есть неоспоримые шансы на успех, но никогда ставки не были так высоки. Он подумал внезапно – а волнуется ли Мэр? Ни малейшего признака. Вытянувшаяся в струнку фигура на освещенном балконе представляла собой олицетворение гордости и уверенности. Но ведь должна она бояться! Должна…

Ведь, в конце концов, как часто они стояли здесь, у черты, разделяющей Криз, и строили планы уничтожения друг друга всеми доступными средствами, любой ценой, и количество людей, которых они нанимали, росло и росло, а ставки все удваивались. Сотни заговоров, убийств, маневров, сеть мелких союзов – заключенных и расторгнутых, а закончилось вот этим.