Он стиснул челюсти. Ты прекрасно понимаешь, что случилось. Лерна не боец. Однако он жив, и только это и имеет значение.

– Маральд – так его звали – бросился на одну из них. У него не было оружия или чего еще, а у женщины было мачете. Не понимаю, что он намеревался сделать. – Лерна глубоко вздыхает. – Но он глянул на меня, и я… я… я схватил его дочь и убежал. – Он еще сильнее стискивает челюсти. Странно, что ты не слышишь хруста зубов. – Потом она меня бросила. Назвала трусом и сбежала.

– Если бы ты ее не увел, – говоришь ты, – и ее, и тебя убили бы.

Это тоже есть в Предании Камня: Честь – когда безопасно, выживание – в час угрозы. Лучше быть живым трусом, чем мертвым героем.

Губы Лерны складываются в ниточку.

– Так я себе все время и говорил. Позже, когда она сбежала… Огонь земной. Может, все, что я сделал, было лишь отсрочкой неизбежного. Девочка ее возраста, безоружная, одна на дороге…

Ты ничего не говоришь. Если девочка была здорова и хорошо сложена, ее кто-нибудь примет в общину хотя бы в качестве Селекта. Если у нее есть более высокое функционал-имя или она добудет оружие и припасы и зарекомендует себя, это ей тоже поможет. Ее шансы вместе с Лерной были бы выше, чем в одиночку, но она сделала свой выбор.

– Я даже не знаю, чего они хотели, – Лерна смотрит на свои руки. Может, с тех пор он все время ест себя поедом. – У нас ничего не было, кроме рюкзаков.

– Этого достаточно, если у бандитов кончались припасы, – говоришь ты прежде, чем успеваешь прикусить язык. Но он все равно вряд ли слышит тебя.

– Потому я пошел дальше один. – Он невесело хмыкает. – Я так беспокоился о ней, что мне даже не приходило в голову, что я сам не в лучшем положении. – Это правда. Лерна – самый обычный срединник, как и ты, только не унаследовал ни роста, ни стати санзе – вероятно, потому он так старательно накачивал свою умственную силу. Но вырос он симпатичным по большей части благодаря случайной игре наследственности с разных сторон. Длинный нос чебаки, плечи и цвет кожи санзе, губы западных побережников… Он слишком расово пестрый на вкус экваториальных общин, но по стандартам южных срединников весьма хорош собой.

– Когда я шел через Кастриму, – продолжает он, – она показалась мне заброшенной. Я устал от бегства, да и вообще… Подумал, что могу на ночь устроиться в одном из домов, может, разведу костерок, надеясь, что никто не заметит. Хоть поем нормально для разнообразия. Продержусь, пока не пойму, что делать дальше. – Он слабо улыбается. – И когда я проснулся, я был окружен. Я сказал им, что я врач, и меня забрали вниз. Это было где-то недели две назад.