– Мир большой, Бен. Откуда угодно они могли явиться, шторм их с курса сбил, или это была какая-то разведывательная экспедиция.
– Скорей уж, набег, – возразил Ураган. – Они ведь сходу бросились в атаку. Но там, где мы нашли «Силанду», там тоже был бой. Против тисте анди. Суровое дело.
Быстрый Бен вздохнул и снова потёр глаза:
– Около Коралла во время Паннионской войны мы обнаружили тело тисте эдура. Оно явилось из-под воды. – Маг покачал головой. – Чувствую, мы про них ещё услышим.
– Владения Тени, – сказал Калам, – принадлежали им когда-то, и теперь эдуры хотят их себе вернуть.
Глаза чародея сузились.
– Это тебе Котильон сказал?
Калам пожал плечами:
– Всё возвращается к Престолу Тени, не так ли? Неудивительно, что мне тревожно. Ох уж этот скользкий, коварный ублюдок…
– Ох, Худовы яички! – застонал Ураган. – Передайте мне эту рисовую мочу, раз уже собрались и дальше болтать. Престол Тени не страшный. Престол Тени – это всего лишь Амманас, и Амманас – только Келланвед. А Котильон – Танцор. Видит Худ, Императора мы неплохо знали. И Танцора. Они что-то задумали? Ясное дело. Они всегда что-то задумывали, с самого начала. Я вам обоим скажу вот что, – Ураган отхлебнул рисового вина, скривился, затем продолжил, – когда пыль уляжется, они засверкают, как жемчужины на горе навоза. Боги, Старшие боги, драконы, нежить, духи и даже страшный пустой лик самой Бездны – нет у них всех ни единого шанса. Хочешь нервничать из-за тисте эдуров, чародей? Валяй. Может, они и правили когда-то Тенью, да только Престол Тени их завалил. Он – и Танцор. – Морпех отрыгнул. – И знаете, почему? Я вам скажу. Они никогда не дерутся по-честному. Вот почему.
Калам посмотрел на пустой стул, и его глаза медленно сузились.
Под водоворотом звёзд, спотыкаясь, некоторые на четвереньках или даже ползком по белому пеплу, все они проходили к тому месту, где сидел Флакон. Ни один из солдат ничего не сказал, но каждый повторил один и тот же лёгкий жест: протягивал руку и касался пальцем головы крысы по имени И'гхатан.
Нежно, с величайшим почтением – до того, как она кусала палец, и тогда рука отдёргивалась с тихим проклятьем.
Одного за другим И'гхатан укусила каждого.
Флакон объяснял, что она голодна да к тому же беременна. Так он говорил. Пытался объяснять, но никто его толком не слушал. Казалось, что им всё равно, что этот укус стал неотъемлемой частью обряда, ценой, заплаченной кровью, возмещением или жертвой.
Тем, кто слушал, маг повторял, что его она тоже укусила.
Но это была неправда. Не она. Не его. Их души были теперь неразделимо связаны. А такое куда сложнее, даже фундаментальнее. Чародей взглянул на крысу, которая сидела у него на коленях. Фундаментально, да, вот подходящее слово.