Глава одиннадцатая
Глава одиннадцатая
Моя вера в богов такова: к моим страданиям они равнодушны.
Его руки ныряли в иной мир. Туда, обратно, туда, снова обратно. То ли что-то забирали, то ли давали – Геборик сам не мог сказать наверняка. А может, просто шевелились, точно язык, который всё время пробует больной зуб, постоянно вызывает болезненное подтверждение тому, что дела обстоят не слишком хорошо. Он протянул руку и коснулся чего-то – импульсивный жест, горький, как благословение, – словно он не мог удержаться и раз за разом повторял его как издевательское подобие касания целителя.
Душам, заключённым в расколотых обломках нефритовых великанов, Геборик мог предложить только ложь. Прикосновение давало им знать о его присутствии, его внимании, и они вспоминали о настоящей жизни, которой некогда жили, но что за дар – подобное знание? Он ничего не обещал, но они всё равно поверили в него, и это было хуже пытки – и для них самих, и для Геборика.
Мёртвый город путники оставили позади два дня назад, но его слепое самодовольство по-прежнему терзало старика, призраки и их бесчувственные, однообразные жизни, отмеряемые вновь и вновь – шаг за шагом. В этом тяжком труде открывались слишком многие истины, а когда дело касалось бессмысленности и тщетности – лишние напоминания Геборику были не нужны.
Непривычные для этого времени года тучи посеребрили небо, а за ними катилось по своему извечному пути невидимое солнце. В прохладном воздухе вились жалящие насекомые, плясали в приглушённом свете над старым торговым трактом, по которому ехали Геборик и его товарищи, тучами взмывали им навстречу.
Кони фыркали, чтобы очистить ноздри от мошкары, кожа на их шеях и боках подрагивала. Скиллара быстро продвигалась по своему внушительному списку разнообразных ругательств и проклятий, отгоняя насекомых клубами дыма из трубки. Фелисин Младшая делала то же самое, только молчала. Резчик ехал впереди. Геборик вдруг осознал, что юноша одновременно и поднимает орды мошкары, и благополучно минует их.
Похоже, Скиллара тоже это заметила.
– Почему он там, а не здесь? Тогда бы кровные слепни и блох-клещи всех нас мучили, а не… не этот кошмар!
Геборик промолчал. Серожаб скакал вдоль южного края дороги, не отставал. Вокруг раскинулась поросшая кустарником равнина, на севере вздыбилась гряда холмов – последний хвост горной гряды, хранившей мёртвый город.
Наследие Икария. Словно бог, которого выпустили бродить по земле, он оставлял за собой кровавые следы.