Череп оказался прав. Холли остановилась, заново перехватила Бобби за подмышки. Таким бледным, как сейчас, я ее лица не видела еще никогда. Но и до дверей осталось совсем не далеко.
— Мне выпал счастливый случай! — продолжал щебетать череп. — Ты сейчас никак не можешь повернуться и опустить защелку на крышке. А это означает, что теперь тебе придется выслушать все-все, что я захочу сказать. И ты меня не заткнешь!
Мне выпал счастливый случай!
Ты сейчас никак не можешь повернуться и опустить защелку на крышке. А это означает, что теперь тебе придется выслушать все-все, что я захочу сказать. И ты меня не заткнешь!
Мы двинулись дальше. Я лихорадочно осматривалась вокруг.
Все было тихо. У кассы по-прежнему шелестели бумажки.
— Насчет меня не волнуйся, — сказал череп. — Я его не интересую. Мы, духи, обращаем внимание только на равных себе. Так что ему нет никакого дела до такой букашки, как я.
Насчет меня не волнуйся
Я его не интересую. Мы, духи, обращаем внимание только на равных себе. Так что ему нет никакого дела до такой букашки, как я.
Я облегченно вздохнула. И тут же Холли задела локтем висевшее на стойке пальто. Заскрипела вешалка.
— Хотя, с другой стороны…
Хотя, с другой стороны…
Я осторожно повернула голову в сторону кассы.
Бумаги в стопке лежали совершенно неподвижно. Мы с Холли обменялись взглядами. Подождали. Я мысленно сосчитала до тридцати, стараясь дышать ровно и тихо. В зале было темно и тихо. Ничего не происходило. Бумаги тоже не двигались.
Я осторожно выдохнула, и мы на цыпочках начали пробираться дальше.
— Эй, послушай, похоже, у вас может получиться! — сказал череп. — Может быть, может быть.
Эй, послушай, похоже, у вас может получиться!
Может быть, может быть.
Пустая вешалка на другом конце зала сделала полный оборот на стойке, покачалась вперед и назад, затем снова замерла.
— Нет, не вышло. Он просто играется с вами.