В последнее время Эрис пришлось непросто, и Эйвери вдруг стало стыдно, что она не оказала подруге большей поддержки. Та действительно нуждалась в ней, но Эйвери слишком погрязла в своей драме отношений с Атласом, Ледой и Ваттом. Она оказалась не способной на что-то большее, чем вечеринка на день рождения. И даже та закончилась катастрофой.

Хотя бы последние пару недель Эрис была счастлива с той девушкой из низов. Эйвери задумалась, где сейчас она, пришла ли сюда. Ей бы хотелось встретиться с подругой Эрис, но она даже не знала ее имени.

Эйвери осмотрелась. Она сидела в передних рядах. Казалось, здесь собрались все, кто когда-либо знал Эрис: одноклассники и учителя, родители друзей и друзья родителей. Эйвери видела вдалеке Ватта; на его лице тоже лежала тень, но с той ночи они не разговаривали. Позади сидели прочие друзья Эрис: Джесс, Риша, даже Минь – и, конечно, Леда, взгляд которой буравил затылок Эйвери. Семья Эрис собралась на передней скамье: мама в черном креповом платье, не слишком подходящем для похорон, хотя никто не осмелился бы сказать ей об этом, прилетевшая из Калифорнии тетя Лейн и, к удивлению Эйвери, Эверетт Рэдсон с престарелой матерью. Бабуля Рэдсон смотрела прямо перед собой, ее эмоций было не прочесть. Эйвери еще не видела столько бриллиантов на одном человеке, словно караты могли восполнить старушке то, чего ей не хватало в молодости. Рядом всхлипывал мистер Рэдсон, утирая нос однотонным платком.

Эйвери хотелось разозлиться на него от лица Эрис. Пока дочь была жива, он грубо отверг ее, а теперь проливает слезы! Но девушка не могла на него сердиться, слишком разбитым он выглядел.

Эйвери с семьей занимали вторую скамью, позади Додд-Рэдсонов – на удивление почетное место, учитывая то, что Эрис погибла на ее вечеринке. Казалось, родители Эрис не винили Эйвери. Она не могла сказать того же о своих родителях, которые едва глядели в ее сторону. Их лица по-прежнему были белыми от потрясения. Рядом с Эйвери сидел Атлас, как никогда великолепный в своем темном костюме. Он пытался поймать ее взгляд, но она упрямо пялилась на экран, на котором в застывших позах появлялась умершая подруга.

– Ведь мы ничего не принесли в этот мир и уж точно ничего не можем унести из него…

«Ничего, ничего, ничего» – это слово гулким эхом звучало у Эйвери в голове. Девушка знала об этом как никто другой, ведь она ничего не сделала для Эрис. Не рассказала никому правду о смерти подруги. Даже Атласу.

Правда не изменила бы положения вещей, пыталась утешить себя Эйвери. Эрис не вернулась бы к жизни. Но мысли эти были трусливыми и эгоистичными. Эйвери презирала себя за то, что позволяет себе так думать.