Прыжок – под ногами трещит выдираемый из стены обломок, – ещё прыжок – Неясыть повисает на руках и наконец оказывается на твёрдой земле.

Пустые буркалы неупокоенных разом обратились к нему. Фессу даже показалось, он слышит разом вырвавшееся из дюжины прогнивших глоток слово «Добыча!»; как по команде, они двинулись к волшебнику. Сожрать поднявшего – это ещё слаще, слаще даже отца святого, брюха большого.

За спиной затопали. Значит, спустились друзья-товарищи. Можно начинать, вернее – с зомби заканчивать.

– Останови их, безумец!

Что такое? Чей голос? Женщина кричит, как будто задыхаясь от быстрого бега. Это кто ж такой в славном городе Арвесте смелый – против дюжины неупокоенных вот так запросто выйти?

По брусчатой мостовой с трудом бежала дородная женщина в просторном развевающемся не то платье, не то балахоне. Лицо округлое, полноватое, но приятное. Глаза подслеповато прищурены. Да кто она такая, Свет меня спали?

За спиной взвизгнула Атлика. И не потому, что мертвяков испугалась – что ей мертвяки, Салладорца почитавшей и почитающей! А испугалась она…

Ну конечно. Где мои глаза были? – подумал Фесс.

– Останови своих монстров, негодяй!

Зомби шагали. Им оставалось пройти не более двенадцати шагов. Интересно, неужели могучая волшебница не знает, что неупокоенные сожрут своего создателя с не меньшим аппетитом, чем случайно подвернувшуюся добычу?

Тратить на неё время Неясыть не мог. Вскинул посох над головой, описал каменным навершием испепеляющий круг – когда сам зомби понял, уничтожить их ещё труднее, чем просто с беспокойного кладбища, – начал литанию…

Удар в грудь. Резь и мгла в глазах, ощущение давящей паутины, стремительно спутывающей руки и ноги. Неясыть дёрнулся раз, другой – всё напрасно. Не из простых чародеек, как видно, оказалась эта волшебница. И она одна преуспела больше, чем все отцы-экзекуторы, вместе взятые.

Проталкиваемый в лёгкие воздух превратился в сонм острейших, кромсающих трахею ножей. Глаза отказывались даже глядеть на свет, откуда пришла такая боль. Паралич. Бессилие. Осталось только одно чувство – жгучего стыда: как же эта толстая тётка ухитрилась настолько играючи уложить его на обе лопатки?

И уже не глазами – иным чувством Фесс ощущал мерный, неотвратимый шаг им же вытащенных из гробового сумрака мёртвых. Конец? Так глупо и просто? Один небрежный жест далеко уже не молодой чародейки – и он, некромант, не спасовавший перед неупокоенными, лежит на спине, спелёнатый по рукам и ногам, и даже не в силах пошевелить головой?