– Ты смотри, что творится! В трёх шагах не видно ни черта!

Голодные, холодные охранники ждали, ждали и «все жданки съели»: скоро снег усилился и закружил над зоной – распотрошённой ватой из фуфайки. Поднимать вертолёт стало небезопасно и бестолку – видимость пропала.

3

Снега спасли Матёрого – не выдали; снега сказали, где находится ближайшая охотничья избушка: лыжня по косогорам повела в распадки, синие от предвечернего сумрака; путь оказался длинный – свежие сугробы месил почти всю ночь.

В животе от голода кишки узлом завязывались, и Матёрый попутно стал проверять нехитрые охотничьи ловушки – лыжня к ним приводила. Перед рассветом в руках у него трепетала добыча – юркий тёплый зверёныш. Предвкушая долгожданную жратовку, Матёрый заулыбался и, удавливая зверёныша в кулаке, заурчал нечеловеческим голосом – в ответ на обречённый писк. Облизнулся, обнюхал… И долго потом золотыми зубами, как мясорубкой, переламывал хрустящие косточки; жевал, захлебываясь кровью, живое, нервно бьющееся мясо, и выхаркивал густую шерсть, режущую дёсна и язык, – точно шерстяную варежку глодал.

В охотничью избушку приплёлся он к полудню – мутное солнце висело над заснеженными головами сосен. В избушке пусто, но тепло – в камельке ещё хранилось рассыпное золото тлеющих углей. И хорошо, что пусто – мелькнуло в голове – грех на душу не брать; новая лыжня охотника от избушки уходила в новые какие-то распадки.

Стахей переоделся. (Раненое предплечье перевязал). Свои, арестантские, тряпки спалил, чужие напялил: не то, чтобы впору пришлись, но ничего, сойдёт на первый случай.

Тихо было в зимовье. Настолько тихо, что даже слышно, как временами падает снежок с деревьев под окном – или солнце пригревает, или ветер ветки тормошит. А в глубине тайги – за полкилометра, наверно – слышна барабанная дробь вечного трудяги-дятла; таких трудяг на зоне «мужиками» кличут; на мужиках, в основном-то, зона и держится. Стахей тоже когда-то был мужиком на зоне, а потом, когда в третий и четвёртый раз прошёл через централы – закрытые тюрьмы – надоело на хозяина работать. Пускай молодые сутулятся, а он уже устал, он имеет право поваляться на нарах, попить чифирок.

Размышляя об этом, Стахей «продуктовую лавку» проверил в избушке. Неплохо было бы сейчас сварить чифиру, а то уже немного притомился бегать. Чифир, какой любил он – гуще дёгтя – хорошо взбодрил бы. Чифир словно пинком по сердцу бьёт – жить веселее становится…

«Продуктовая лавка» в избушке была довольно скромная, а заварки вообще нет никакой – только трава пучками висит за печкой.