И опять раздался тот же предсмертный визг…

Фонариком освещая дымящееся горло кобеля, зарезанного под кедром, солдат ожесточённо сплюнул рядом с красной лужей и выругался:

– Ни фига не пойму! Давит он их, как цыплят!

– Матёрый потому что…

– Ерунда! Здесь что-то другое. У обеих собак одинаково перехвачено горло…

– Ладно, некогда! – прикрикнул старший. – Погнали дальше!

Но дальше погоня пошла с пробуксовкой, с прохладцей. Овчарки, обнюхав погибшего пса, почему-то утратили пыл: держали след, но рвать «как на медаль» не хотели больше – свежим волком пахло рядом с сапогами беглеца.

Утром снег посыпался – крупными лохмотьями, на фоне встающего солнца похожими на жёлто-красные рваные листья.

Овчарки, по инерции пропахавши несколько десятков метров, потеряли след и заскулили, волчками вращаясь между кустов и деревьев. Чуткими носами тыча в белый зябкий пух, собаки с потаённой радостью посматривали по сторонам – запах волка пропал.

Потные, усталые солдаты умылись в ручье, раскатали шинельные скатки и оделись: тела, остывающие после бега, пробирал морозец. Покуривая, дождались охромелого радиста, и вышли на связь.

– Стахей сам себя амнистировал, – понуро доложили. – Тут снегу по колено. Он ушёл.

– Снег?! – хрипло горланил в наушниках разъярённый начальник лагеря. – Какой там к чёрту снег?! Тут нету! Что вы мне морочите голову?! Где вы? Где?.. В районе Гнилой Балки? Ну, матерь вашу! За такое дело загнать бы вам под кожу дурака!.. Высылаю вертолёт! Готовьте место для посадки! Ищите! И если вернетесь с пустыми руками – пощады не ждите! Мне хоть голову, хоть ухо от этой падали, но привезите!..

Солдаты обозначили посадочный круг среди гнилых поваленных осин. Два посадочных костра по краям поляны запалили – сырые ветки задымили чёрно и густо. Тайга, отяжелённая внезапными снегами, ссутулилась. Присмирела. Там и тут видны были обломленные кедровые лапы – хрупкие ветки не выдержали снегопада.

Прислушиваясь к небу, охранники устало сокрушались:

– Где это ухо проклятое взять?

– Хоть иди в деревню и стреляй кого-нибудь!

– А мне, между прочим, старый один конвоир, он когда-то жил у нас в райцентре, по пьянке признался, что они в свое время, в тридцатых годах, так и делали на Колыме. Упустят горбача, а чтобы отчитаться перед начальством, прихлопнут рыбака в тайге или охотника, уши отрезают и порядок.

– Да ты что? Серьёзно? Ни хрена себе… Вот такую стерву я сейчас прибил бы, не моргнувши глазом! И уши бы оттяпал с удовольствием!

Раздражённые солдаты поглядывали в сторону зари, располыхавшейся было в распадках, но теперь погашенной густыми хлопьями, издалека похожими на хлопья сажи.