— Вот я вас, баб, совсем не понимаю! Возьми любого мужика, каким он захочет остаться в летописях — Ванькой Умным или Ванькой Красивым? Хрен ведь кто на красоту позарится! Через полтыщи лет плевать всем будет на красоту. А умных — запомнят. Премудрая ты, и этим все сказано!
Василиса вновь замахнулась, но ничего не сделала — ясно было, что ей сложно ударить лежачего, видимо, на то и был расчет. Кощей расхохотался.
— Ну что, Василиса, поговорим о делах?
Хозяйка мрачно посмотрела на него.
— Сколько?
— Змею пять гривен надо, он и так слабый уже, четвертый раз за год ему все головы снимает твой Лешка. Абылай-хан отказывается вести в Нежинку орду, и никакие деньги тут не помогут — хазары ропщут, не любят они проигрывать. Баба-яга за гривну прилетит — но на следующей неделе. Кикиморы по четверти гривны, но они ненадежные, хорошо, если три из пяти придут, а по лицам их даже я не различаю, чтобы к ответу призвать.
— А тебя за сколько?
— Меня за две гривны. — Кощей поморщился и привстал, опершись спиной о полки. — Но я старый, Лешка мечом быстро машет, какое ему удовольствие — если начнем битву на рассвете, то к полудню уже хоть как зарубит. Ну, парочку лешаков с собой приведу, оборотня еще могу. Вместе со мной — три гривны.
— Завтра сможешь?
— Нет, завтра хоть как свободный день у Лешки твоего. После Змея Горыныча — святое дело.
Василиса раскрыла кошелек и отсчитала десяток тяжелых монет, подумала и добавила еще пяток.
— За каждую отчитаешься!
— Не извольте сомневаться, Ваша Прекрасность! — растянул губы в щербатой улыбке бессмертный злодей. — Все будет в лучшем виде.
Хозяйка еще не вышла из погреба, когда легкий ветерок пронесся по леднику — Кощей переместился в свои владения.
Эпоха былинных богатырей диктовала свои правила: вся нечисть теперь пряталась по углам, не пытаясь подгрести под себя Русь, — иначе было недолго и жизнь потерять. Выживали как могли.
Вечерело. Пот щипал глаза, меч Кладенец становился все тяжелее и тяжелее. Ни рука не поднималась, ни спина не распрямлялась. Хотелось спать. Но вначале бы в баньку… А еще сгрести бы Василису в охапку да завалить…
Но милый дом и красавица-жена — только после расправы над Змеем. А его, гада, все никак добить не удавалось. Две головы с вывалившимися языками уже катались под ногами. Но третья, посередке, все никак не поддавалась.
Уворачивалась, тварь кровожадная, да еще и издевалась:
— За что же ты, Алексий, на меня так взъелся? Я хороший!