Хитрый Змей достаточно на белом свете прожил, знал много уверток. Вставал против солнца, крутился, припадал к земле, взлетал, за спину заходил. Как попасть по вертлявой шее?

Из последних сил нежинский воевода нанес удар — да не попал, только чуть в землю меч не вогнал! Змеиный черед пришел — полыхнул гад жаром. Лишь заговоренные доспехи спасли Алексия. Богатырь устало выругался:

— Бороду подпалил, скотина!

— А ты водичкой живой умойся, — съехидничал Змей. — Новая вырастет. Нет, ну чего ты ко мне привязался? Все утро гонял, потом слова мне гадкие говорил, а теперь режешь, как теленка!

— Ты мне, вражина, зубы не заговаривай! Ползете с чужой земли один за другим. Не место на Руси чудищам обжористым!

Алексий прищурился: в косых лучах тень от Змея смотрелась смешно. Длинные-предлинные ноги и червячок шеи с горошинкой головы. По лапам ему, что ли, вдарить? Или крылья подрубить?

— Эх, Лешка, совсем ты дикий. — Змей, чувствуя, что богатырь его не достанет, принялся философствовать, не забывая держаться с солнечной стороны. — Вот пустил бы меня ближе к заставе, я бы показал… И как пить надо, вы ж пить-то не умеете! И насчет баб я тоже мастак! У вас баб-то много там? Говорят, у тебя жена красивая, пойдем, познакомишь?

Голову-то охальник спрятал, потому и глумился безбоязненно, но Алексий изловчился — вроде и не глядя против солнца, а на тень посматривая, рубанул по Змеевой лапе.

Сразу — как подкосил на одну сторону, завалился Змей направо, заорал от боли:

— Ты чего творишь?

На трех лапах не разбегаешься сильно. Тут уже был вопрос времени — снес ему Алексий последнюю голову. Подумал, да и левую лапу отрубил, для красоты. В ад и калечных пускают, Лешка специально у отца спрашивал, еще когда маленький был.

Распинал лапы и головы по разным сторонам, подозвал Вьюжка, снял туесок с живой водицей, жадно глотнул. Солнце садится — надо домой спешить. На всякий случай еще умылся живой водой — вдруг кровь у гада ядовитая, разъест кожу, а ну как разлюбит Василиса?

«Как приеду — сразу в баньку! А потом чарку! А потом к Василисе».

Каждый раз он возвращался с тревогой. Василиса — баба видная, мало ли кому приглянется. Мужа рядом нет, а от скуки такое может натворить… Сидит она за своей вышивкой с утра до ночи, вдруг дурь какая в голову придет?

Поэтому как ни был он изможден и изранен — от жены к бревенчатой стене храпеть никогда не отворачивался.

Глупые мысли, глупые. Любит его Василиса и ждет верно.

Да и кто может ее соблазнить? Нет другого богатыря, равного Алексию. Разве что Илья из Мурома раньше, еще до свадьбы, за ней приударить мог. Но он-то точно больше не соперник.