Он перехватил старшинский настороженный прищур и проворчал досадливо:

— Сам подумай. Вспомни, с кем мы нынче воевать собрались.

Миг-другой старшина мучительно хмурился: наверное, думал и вспоминал. Потом сунул в рот замысловато сложенные пальцы, длинно вдохнул, распирая воздухом и без того почти до уродливости выпуклую грудь, — аж кольчуга заскрипела, грозя рассесться. Свист, вопреки этакой подготовке, оказался на удивление тихим, почти неразличимым для слуха (даже витязный жеребец не шарахнулся, а только припал на передние да головой дёрнул, будто хлопнуло его что-то между ушей). Но качнувшаяся уже вперёд пешая цепь мгновенно замерла, а один из конных развернул коня и намётом погнал назад.

Пока старшина торопливо втолковывал подскакавшему давешние витязные советы, сам витязь ни малейшей попытки не сделал как-нибудь к своей пользе изменить неприятно плотную близость с поместным воеводой. Наверное, поэтому, когда посыльный умчался передавать выслушанное, ополченческий голова стал вдруг чуть ли не ласков. Впрочем, это лишь голос его мёдом-сахаром засочился. А вот слова…

— Я, доблестный витязь, не знаю, кто ты… Может, ты и впрямь доблестный. Но только, прощенья прошу, наверняка не витязь.

Несколько мгновений прошло в молчании. Только дальний гуд изождавшейся дела рати, только недодавленный туманом рёв балующейся камнями реки — и всё.

Старшина растерянно обмякал. Он-то был уверен в ответе, причём мгновенном и не словами… А тут…

Обвинённый будто и не слыхал оскорбительного обвинения, и на оскорбителя своего даже мельком глянуть не снизошёл. Обвинённый безотрывно следил за уменьшающимся в размерах всадником — как тот по крутой дуге обходит волнующуюся от нетерпения конную лаву. Лишь когда уже было опущенные по-боевому пики начали разочарованно вздёргиваться жалами к небу, заподозренный в невитязности витязь наконец разлепил губы.

— Я же тебе показывал фирман Высокого Дома, — то ли нехотя, то ли брезгливо выцедил он.

— Печать-то на фирмане доподлинная… — Старшина вновь напрягся. — И деревенский наш грамотей сказал: писано-де всё красиво, по-правильному. Только… — Мозолистая, чёрная от въевшейся земли мужичья ладонь плотно улеглась на рукоять заткнутого за пояс ножа. — Только грамотей ещё обмолвился, будто писано там: «шлю одного, но лучшего». А лучшего я знаю в лицо. И он — не ты.

Витязь снова скривил в улыбке усы. А голова поместных ратников продолжал, распаляясь:

— Конишка у тебя, на какого настоящий витязь и глянуть поленится. Кольчуга простая, и будто внове тебе (плечами-то всё поводишь, словно от непривычки)… А давеча, когда кременьё сверху потекло… Ты тогда за меч хватанулся, помнишь? Кабы на нас сверху начали камни кидать, меч бы без пользы… Но может, ты за него хватался не от тех, кто был сверху? Может, от тех, которые рядом?!