Но иногда я переходил от приемлемого безумия к состоянию, опасность которого знал только я. В земляной келье в потайных катакомбах под огромным парижским кладбищем Невинных, где мы устроили свое логово, мне ночь за ночью приходила в голову одна-единственная странная, бессмысленная мысль: что стало с маленьким прекрасным сокровищем, подаренным мне моей смертной матерью? Что стало с тем старинным памятным сувениром с Подола, который она взяла из красного угла нашего дома и вложила мне в руки, – с крашеным яйцом малинового цвета, с искусно нарисованной звездой? Где оно сейчас? Ведь я оставил его, плотно завернутое в мех, в золотом гробу, который служил мне убежищем. Неужели все это было на самом деле – та жизнь, которую я смутно вспоминал? Неужели мне не приснилась жизнь в городе с блестящими белокаменными дворцами и сверкающими каналами, с необъятным и прекрасным морем, полным быстрых изящных судов, легко скользивших по серой воде, в то время как гребцы усердно взмахивали в унисон длинными веслами? Нет, так не бывает! Подумать только! Золотая комната, золотой гроб, а в нем – ни на что не похожее сокровище, хрупкая, прелестная вещица: крашеное яйцо – законченное творение, под расписанной узорами скорлупой которого скрывался таинственный концентрат живых жидкостей... Что за странные фантазии! Но что с ним случилось? Кто его нашел?

Кто-то нашел...

А если нет, значит, оно до сих пор там, спрятано глубоко под палаццо в водонепроницаемом подземелье, вырытом в глубине сочащегося влагой земляного пласта под водами лагуны. Нет, никогда. Только не там! Не думай об этом. Не думай, что оно попало в руки нечестивца. А ведь ты знаешь, ты, лживая предательская душонка, что так и не нашел в себе мужества вернуться в тот город с невысокими домами и залитыми ледяной водой улицами, где твой отец, несомненно существо мифическое, испил из твоих рук вино и простил тебя за то, что ты ушел и превратился в черную птицу с сильными крыльями, птицу ночи, воспарившую даже выше владимирских куполов, – словно кто-то разбил яйцо, то тщательно, изумительно разрисованное яйцо, которым так дорожила твоя мать, передавая его тебе, злобно разбил его, раздавил большим пальцем, и из прогнившей зловонной жидкости родился ты, ночная птица, перелетевшая через коптящие трубы Подола, через владимирские купола, поднимаясь все выше, удаляясь от диких степей, от всего мира, пока не залетела в темный лес, в густой, черный, безграничный лес, из которого никогда не выбраться, в холодное, унылое дикое царство голодного волка, чавкающей крысы, ползучего червя и кричащей жертвы.