– В это святилище, – объяснил я, – я приходил, когда уезжал из Венеции, и всегда зажигал лампы перед царем и царицей, приносил свежие цветы. Как видишь, они все увяли. Но как только получится, я принесу новые.

Я снова осознал, что, невзирая на воодушевление и признательность, не смогу объяснить ей, что за чудо произошло в тот миг, когда Акаша открыла нам двери и зажгла лампы. Я и не смел объяснять. Покончив с почтительной речью, я закрыл глаза и молча поблагодарил Акашу и Энкила за то, что впустили меня в святилище и в знак приветствия осветили нам путь.

Я снова и снова повторял молитву, не в состоянии осознать, что они так обрадовались мне. Я не понимал, что в точности означает их жест. Меня любят? Во мне нуждаются? Наверное, следовало принять дар не рассуждая. Наверное, нужно было благодарить, не придумывая того, чего на самом деле не было.

Я долго в молчании стоял на коленях, а Бьянка наверняка послушалась меня, ибо тоже молчала. Вдруг я понял, что больше не могу терпеть жажду. Я во все глаза смотрел на Акашу. Я мечтал о Крови. Я не мог ни о чем думать, только о Крови. Все мои травмы болели, как открытые раны. Они требовали Могущественной Крови, теряя свою. Я не мог не попытаться получить от царицы всемогущую Кровь.

– Моя красавица. – Я положил ладонь, обтянутую перчаткой, на нежную ручку Бьянки. – Я хочу, чтобы ты отошла в тот угол и спокойно посидела там, не говоря ни слова о том, что увидишь.

– Но что произойдет? – прошептала она. Впервые я услышал в ее голосе страх. Она огляделась по сторонам: дрожащие огоньки ламп, горящие свечи, расписанные стены.

– Делай, как я сказал, – ответил я. Что мне еще оставалось? Откуда мне было знать, допустит ли меня царица до Крови?

Как только Бьянка удалилась в дальний угол, на всякий случай завернувшись поплотнее в плащ, я принялся мысленно молить о Крови.

– Ты видишь меня, видишь, что со мной стало, – беззвучно произнес я, – знаешь, что меня сожгли. Вот почему ты открыла дверь и впустила меня, ибо сам я не мог бы войти. Ты видишь, я превратился в чудовище. Смилуйся надо мной, позволь испить от тебя, как позволяла прежде. Мне нужна Кровь. Нужна больше, чем когда-либо. И я пришел к тебе с почтительностью и благоговением.

Я снял кожаную маску и отложил в сторону. Я выглядел так же омерзительно, как обгорелые боги, кого Акаша неизменно сокрушала, если они осмеливались к ней прийти. Откажет ли она и мне? Или она все время знала, какие беды на меня обрушились? И все понимала уже тогда, когда открывала дверь?

Я медленно поднялся, подошел к ней и упал на колени у ее ног, откуда мог рукой дотянуться до ее горла. Я страшился, что Энкил вот-вот угрожающе поднимет руку, но этого не произошло.