– Я уверен, что он захочет и сможет это сделать, – сказал Грегори. – Он единственный вампир, которого, так или иначе, знает весь мир Бессмертных. Других таких нет. Кто не читал его книги, тот видел его фильмы – или слышал песни. Его знают: его лицо, его голос, его обаяние, благодаря которому всем кажется, будто они знакомы с ним лично. И когда нынешняя ужасная ситуация с Голосом останется в прошлом, он возглавит народ. Должен возглавить. Бенджамин с самого начала был прав. С какой стати нам оставаться разрозненным племенем, лишенным вождя, если мы можем столь многого достичь, установив некую иерархию и объединив наши ресурсы?

Арман покачал головой.

Они расположились за столом из белого мрамора в двух белых китайских чиппендейловских креслах. Узкую застекленную комнату украшали хрупкие белые лилии и изысканные глицинии. Грегори, как всегда, явился на встречу в безупречном костюме-тройке. Волосы у него были острижены очень коротко. Арман же, этот длиннокудрый ангел, облачился в строгий камзол восхитительно-насыщенного темно-вишневого цвета с яркими золотыми пуговицами и рубашку из белого, почти светящегося шелка. Вместо галстука его шею обвивал широкий белый шарф, мягкими складками ложащийся на открытый ворот.

– Хорошее было время для вас с Луи, да ведь? – осведомился Грегори, пользуясь случаем, чтобы глубоко вдохнуть, прочувствовать момент, насладиться ароматом лилий в расписных вазонах и полюбоваться трепетом глициний, свисающих с решетки, установленной вдоль стены за спиной у Армана. Лиловатые соцветия напоминали ему виноградные лозы с картин абстракционистов. Глициния всегда заставляла Грегори вспомнить о винограде…

– Да, отличное, – подтвердил Арман, глядя на мраморную черно-белую шахматную доску на столе между ними. Правой рукой он бездумно поигрывал черным ферзем. – Но нам пришлось сражаться, чтобы достичь того, чего нам удалось достичь. Куда как легче скитаться в отчаянии, кочевать с места на место, не беря на себя никаких обязательств. Но я не уступал. Я привез сюда Луи, Бенджи и Сибель. Я стоял на своем. А теперь к нам присоединился еще и Антуан. Я люблю Антуана. И Бенджи с Сибель тоже любят его.

Он показал глазами на открытые двери. Антуан и Сибель вот уже больше часа играли вместе: она, как всегда, на пианино, а он на скрипке. Сейчас они исполняли вальс из какого-то мюзикла двадцатого века – «популярную» вещицу, должно быть, презираемую в мире классической музыки, но удивительно сумрачную и выразительную.

– Но что за смысл радоваться всему этому теперь? – вопросил Арман. – Пред лицом того, что грозит нам? – Он вздохнул. Круглощекое лицо его казалось сейчас совсем детским. – Придет час, когда мы сможем обсудить все, чему были свидетелями и что мы можем предложить друг другу. Но нынче же, со всей очевидностью, этот час еще не настал – особенно учитывая, что Голос натравливает друг на друга вампиров по всему американскому континенту. И тебе, разумеется, известно, что юные кровопийцы толпами стекаются в Нью-Йорк, невзирая на все предостережения Бенджи. Он миллионы раз твердил им, что они должны держаться в стороне, позволить старшим собраться – но они все равно приходят. Ты, верно, слышишь их еще отчетливее, чем я. Они там, в парке. Думают, деревья укроют их. И они голодны. И знают, что если только тронут невинного человека в моих владениях, я уничтожу их. Но все же пришли, и я чую их жажду.