Мы с пленником остались наедине. На крючке справа от решетки, за которой он бесновался и сыпал проклятиями, висел ключ. Я снял его и медленно повернул в замке.

Пленник немедля вырвался из-за решетки и прыгнул на меня, целясь руками мне в горло.

Я не сопротивлялся и не уклонялся – встретил его напор грудью, что от удара не поддалась назад ни на четверть дюйма. И вот он уже прижался ко мне вплотную, глядя мне прямо в глаза, отчаянно сдавливая пальцами мою шею, но не в силах оставить на ней даже крохотной вмятинки.

Тогда он отпрянул, переосмысливая ситуацию, и попробовал зайти по-другому. Быть может, мне нужны деньги? У него куча денег. Ладно, он понимает, что столкнулся с чем-то таким, чего раньше никогда не встречал. Да, мы не люди, теперь-то он и сам видит. Но он не дурак. Совсем не дурак. Что мне нужно?

– Ну отвечай же! – вопил он по-французски. Взгляд его метался по потолку, полу, стенам. Дверям.

– Мне нужен ты, – по-французски ответил ему я и, открыв рот, провел языком по клыкам.

Он не поверил собственным глазам – ну разумеется, не поверил, ведь это же суеверия и предрассудки, ведь таких, как я, попросту не бывает.

– Хватит меня пугать! – заорал он.

А потом весь съежился, скорчился, выставив перед собой сжатые кулаки.

– Рядом с тобой я забываю обо всем на свете, – сказал я.

Придвинувшись к нему, я обвил его руками, скользя ладонями по восхитительно-соленому поту, и стремительно впился зубами ему в шею. Так выходит наименее болезненно – сразу прокусить артерию, а тогда первый же глоток утишит его страх.

Душа его распахнулась предо мной, точно гнилой труп. Вся грязь жизни, потраченной на воровство, грабежи и убийства, вечные, постоянные, бесконечные убийства, хлынула в потоке его крови, точно примесь зловонного черного масла.

Мы опустились на пол его клетки. Он был еще жив. Я пил последние глотки медленно, неторопливо, вытягивая остатки крови из его мозга и внутренних органов, вбирая ее в себя при ровном, неспешном сотрудничестве его сильного сердца.

Теперь он был маленьким мальчиком, мечтательным и любознательным, – и бродил по полям и холмам, так похожим на те холмы и поля в Оверни, где когда-то гулял и я. Ему так много хотелось узнать, понять, осмыслить. Так многим хотелось заняться. Он вырастет – и найдет ответы на все вопросы. Все узнает. А пока он играл, бегал, прыгал и кружился, раскинув руки. Внезапно повалил снег – и мальчик запрокинул голову и поймал языком снежинку.

Сердце остановилось.

Я лежал там еще несколько долгих секунд, чувствуя тепло его груди напротив моей груди, его щеку под моей щекой – чувствуя последние содрогания отлетающей жизни.