А потом заговорил Голос.

Он был здесь, со мной. Негромкий, уверенный – прямо здесь.

– Понимаешь, я ведь тоже хочу это все узнать. Понимаешь, я хотел – всем сердцем хотел узнать, что такое снег. И что такое красота, что такое любовь. И хочется знать до сих пор! Я хочу видеть твоими глазами, Лестат, слышать твоими ушами, говорить твоим голосом. Но ты отверг меня. Оставил меня в слепоте, в бедственном положении – и ты за это поплатишься.

Я встал на ноги.

– Где ты, Голос? Что ты сделал с Мекаре?

Он горько заплакал.

– Как ты смеешь задавать мне такие вопросы? Именно ты – из всех кровопийц, которых я породил и поддерживаю? Ты же прекрасно знаешь, как беспомощен я внутри ее! Ты не питаешь ко мне ни малейшей жалости – лишь ненависть.

Он исчез.

Я попытался проанализировать, откуда я узнал, что он меня покинул – что я почувствовал в этот миг, какие неуловимые признаки свидетельствовали о его внезапном исчезновении. Однако не вспомнил решительно ничего. Просто знал: его со мной больше нет.

– Я вовсе не презираю тебя, Голос, – сказал я вслух. В пустой каменной клетке голос мой звучал неестественно глухо. – И никогда не презирал. Я виноват лишь в одном – в том, что не знал, кто ты. Ты мог бы и сказать мне, Голос. Мог бы мне довериться.

Но он ушел. Ушел в какую-то другую часть великого Сада Зла – и, вне всяких сомнений, не с добрыми намерениями.

Поскольку поблизости, похоже, не было подходящего места, куда бы можно свалить обескровленный труп, я просто оставил его на полу, а сам двинулся обратно через лабиринт ко всем остальным.

По пути, когда каменные туннели снова уступили место ярко расписанным и золоченым коридорам, я услышал пение.

Тихое-тихо, почти эфирное. Высокое чистое сопрано выводило латинские слова, нити мелодии сплетались друг с другом, накладываясь на звуки лиры.

А вместе с этой чарующей музыкой до меня долетел и гул воды – журчащей быстрой реки – и смех Тех, Кто Пьет Кровь. Смех Сиврейн. Смех моей матери. Я ощущал аромат воды, аромат солнца, зеленых трав под водой. Почему-то свежесть и сладость вод слились у меня в голове со вкусом сытной, богатой крови, затопившей недавно мой рот и мой мозг. Я буквально видел, как музыка золочеными лентами струится по воздуху.

Я вышел к просторной ярко освещенной пещере, где располагалась купальня.

Неровные своды и стены покрывала сверкающая мозаика – крохотные кусочки золота, серебра, алого мрамора, малахита, ляпис-лазури и блестящего обсидиана вперемешку с кусочками цветного стекла. В бронзовых подставках горели свечи.

Струи двух небольших водопадов плясали, наполняя вырезанный в толще камня вместительный водоем.