Она потупилась, хотя подобная скромность была ей не свойственна. Тон мужа указывал, что беседа ожидается серьезная. И хотя Годрик назвал ее по имени, Эмер поняла, что речь пойдет не о супружеских нежностях.

— Мы поговорим, но чуть позже. Сейчас я должна закончить свои обязанности.

— Обязанности?..

Из-за замка показались первые бегуны — поварята и подмастерья. Они разрумянились и, добежав до хозяйки, принялись ходить вокруг, размахивая руками, потому что Эмер строго-настрого запретила падать на землю, чтобы отдохнуть.

— Что это ты затеяла? — спросил Годрик, и в его голосе Эмер уловила прежние недовольно-настороженные нотки.

— Приучаю слуг к рыцарским тренировкам, — сказала она безо всякого выражения.

— Э-э… — Годрик промычал что-то, но спрашивать не стал.

— Не бойся, на ристалище я их не погоню, — угадала его опасения Эмер. — Но утренние пробежки пойдут им на пользу.

Последним притащился мастер Брюн. Он был красный и потный, и заранее трусил, ожидая наказания.

— Последний, — подытожила хозяйка. — Ничуть в этом не сомневалась. Тебе необходимо покаяние. И вот оно: сегодня будешь таскать воду из колодца вместе с водоносами. Двадцать ведер. И не вздумай отлынивать, иначе завтра побежишь два круга.

Теперь мастер Брюн был красный еще и от злости, но возражать не посмел.

— Готова говорить, — Эмер повернулась к мужу. — Слушаю тебя.

— Пойдем подальше, где не помешают, — сказал Годрик и указал на статую вестника на замковой стене.

Они отошли к статуе, Годрик облокотился о постамент, Эмер теребила пояс. На нее накатила безмерная усталость и опустошение. Как будто струна, натянутая от сердца к голове, и раньше звеневшая — только затронь! — лопнула от напряжения.

— Тетя настаивает, чтобы мы помирились.

— Да, — ответила девушка машинально.

— Но ты же знаешь… Тебе лучше уехать из Дарема.

— Да.

— Не думай, я не гоню, — было видно, что подобные речи дались ему с трудом. — И я уважаю твои чувства, и твой выбор. Но здесь опасно. Вдруг случится, что я не смогу тебя защитить?

— Понимаю.