— Успокойтесь, — примиряющее выставил ладони лорд Саби. — Именно графиня должна поговорить с королем. Я уверен, что она справится с этой миссией успешнее. При всем уважении к вашему уму, Ваше Величество.

— Глупости, — сказали королева и Эмер одновременно.

— Нет, не глупости, — заговорил вдруг епископ. Сказал и замолчал, снова уставившись в окно, будто наблюдал там что-то чрезвычайно интересное.

— Кто-нибудь объяснит? — спросила королева раздраженно, а Эмер мысленно призывая себя к спокойствию.

— Просветите наших дам, Ларгель, — попросил лорд Саби.

— Как прикажете, милорд, — сказал епископ, выходя на середину комнаты и глядя на Эмер пристально и с неприязнью. — Если Его Величество кого и послушает, то только ее. Вот эту рыжую настырную леди.

— О! — сказала Эмер, не открывая глаз.

— Ну конечно! — вторила ей вслед королева.

— Такой странный дар, — сказал епископ, словно не слыша женщин. — Странный и редкий. Такой дар, насколько я знаю, был лишь у одной. У святой Меданы.

— Какой еще дар? Что вы придумали, епископ? — рассердилась королева окончательно.

— Рядом с ней каждый становится тем, кем является на самом деле, — сказал Ларгель Азо медленно и раздельно.

— В жизни не слышала большей ерунды, — хмыкнула Эмер, по-прежнему не открывая глаз. — Каждый является тем, кто он есть. Иначе и быть не может.

— У нее дар раскрывать человеческую сущность, — теперь епископ говорил с лордом Саби, как будто королевы и прочих не было в комнате. — Я не сразу распознал его. Она безмозгла, как гусеница. Тем более странно, что небеса так ее наградили.

— Эй! Гусеница может и ответить на оскорбление! — Эмер сердито уставилась на епископа, но Годрик сделал ей знак замолчать.

— Расскажите-ка человеческими словами, — приказала королева.

— Неужели вы сами не видите, Ваше Величество? — сказал епископ с преувеличенной почтительностью. — Рядом с ней вы изволили заговорить, как простая смертная. А ваш племянник из напыщенного молокососа превратился в почти благородного рыцаря. А сэр Тюдда раскрыл сущность предателя и подлеца. Она такая искренняя, графиня Поэль. И рядом с ней все поневоле становятся искренними. Это ли не чудо?

Трудно было сказать, кто оказался больше изумлен — королева или Эмер.

— Я колдунья, что ли? — спросила Эмер.

— Она — колдунья? — спросила королева.

— Нет, не колдунья, — ответил епископ и сразу потерял к Эмер интерес, вернувшись к окну.