Публика была в полном восторге. Как впавший в экстаз пианист, я неистово дергал за нервные окончания во всех регистрах. Порой я позволял себе отчаянные импровизации, но не просто выуживал из памяти боллога бессвязные, хаотические воспоминания, а, следуя своеобразной цветовой драматургии, вызывал картины, подчиненные одной теме, то есть одному цвету, например только в желтых тонах: текущие потоки лавы, сияющие лучи заката, поля, поросшие одуванчиками, колышущиеся золотые водоросли, а потом вдруг резко переходил на красное: взрывающиеся метеориты, маковые луга, табуны древних огнегривых коней — и все это в сопровождении грандиозной музыки.

Признаю, в этих феерических представлениях было больше китча, чем подлинного искусства, но что поделаешь, кто бы устоял от соблазна при подобном-то исходном материале.

Да и публике это нравилось. По прошествии двух месяцев я собрал все двенадцать тысяч до последней сельсилии.

План. — Ну-с! Сверим ‡асы! — скомандовал картограф. Куб. Шар. Тетраэдр.

— Шестнадцать часов! — сообщила 16Ч.

— Девятнадцать часов тридцать семь минут! — предложил я.

— Без ‡етверти двенад‡ать! — прошелестел картограф, снова став кубом.

Карта, которую я получил от него, превзошла все мои ожидания. Она стоила затраченных двенадцати тысяч. На ней не только подробнейшим образом были отображены все мозговые извилины, очень важные спрямления и тупики, — она представляла собой настоящий шедевр изобразительного искусства. Начертанная темно-красными чернилами (кровью боллога!) на тончайшей мозговой ткани, она казалась мне картой сокровищ, подлинным чудом, облегчающим ориентирование в пространстве. Теперь-то я точно легко и просто, без заминок и промедлений, найду дорогу к противоположному уху. А без карты — сейчас в этом не было уже никаких сомнений — мне пришлось бы, наверное, всю оставшуюся жизнь потратить на поиски выхода из лабиринта.

— Маршрут отме‡ен пунктирной линией, — пояснил картограф. — Никого не слушай, особенно если какая-нибудь плохая идея будет уговаривать тебя срезать путь. Следуй наме‡енному маршруту. Не отвлекайся. В жизни, знаешь ли, никто не ходит прямыми путями. Иной раз лу‡ше дать крюку, прямая дорога отнюдь не всегда самая короткая. Это тебе говорю я, старый картограф.

Я положил на пол мешок с сельсилиями и произнес слова искренней благодарности.

— Сверяем ‡асы! — воскликнул картограф, приняв форму шара.

— Шестнадцать часов! — не моргнув глазом, выпалила 16Ч.

— Семнадцать часов тридцать восемь минут! — отозвался я.

— Коне‡ рабо‡его дня! Самое время немного вздремнуть, — проскрипел картограф, все еще пребывая в форме шара, потом несколько раз подпрыгнул, как мячик, и выпроводил нас из конторы.