Светлый фон

— Да ты спятил! — воскликнул я; ничего более оригинального просто не пришло в голову.

— Фш-ш-ш! — зашипело безумие еще громче. — Не смей так говорить!

— Говорить что? Что у тебя не все дома, да?

Безумие закатило глаза, его лицо исказила судорога. Похоже, ему не нравилась правда.

— Никогда больше этого не говори!

— Чего не говорить? Что у тебя крыша поехала? Что у тебя шарики заскочили за ролики?

Ага! Я нашел способ, как ему досадить.

— Сейчас же замолчи! Фш-ш-ш! Слышишь?!

— И не подумаю! Приготовься, еще не такое услышишь. Кто виноват, что у тебя каша вместо мозгов, что у тебя в голове дырка, что у тебя мозги набекрень, что ты болван и дуралей, что по тебе психушка плачет, что у тебя всего одна извилина, и та прямая, что ты последний тугодум, что у тебя в голове ветер, что у тебя размягчение мозгов, что у тебя… у тебя… короткое замыкание между ушей…

Жаль, но фантазия моя на этом иссякла.

Хотя мне все-таки удалось довести его до белого каления. Шипя и лязгая зубами, безумие бросилось на меня и отняло у меня карту.

— Посмотрим, хватит ли у тебя смелости нырнуть за ней в море Забвения.

Самый мерзкий из всех обитателей мозгов вприпрыжку помчался к берегу.

Совет: никогда не говорите безумию, что оно безумие. От этого оно просто обезумевает.

 

 

Безумие бежало к тому утесу, откуда когда-то хотело бросить меня в волны беспамятства. Я мчался следом быстрее, чем в бешеной гонке по Большому лесу, когда уносил ноги от паука-ведуна. На самом краю обрыва оно остановилось и вытянуло вперед руку, держа карту двумя пальцами над бурлящей коварной жижей. С отвратительным чавканьем на поверхности смертоносных волн лопались ядовитые зеленые пузыри, выбрасывая вверх хищные, ненасытные языки.

— Да пребудет с тобой вечный покой забвения, лети с миром, — произнесло оно елейным голосом и разжало пальцы.

Одним отчаянным прыжком мне удалось настичь карту и ухватить ее за краешек, но в этот момент я потерял равновесие и, беспомощно размахивая лапами, вверх тормашками полетел вниз. К счастью, по пути попался какой-то уступ, и я что есть силы вцепился в него когтями.

Беспомощно раскачиваясь в воздухе, словно перезрелая груша, я висел на одной лапе, держась за спасительный мозговой изгиб, а другой крепко сжимал карту. Внизу шумели ядовитые волны моря Забвения, вверху маячило безумие.