– Не знаю… Однако это любопытно. Похоже, его физический и настоящий возраст отстоят на тысячи лет.
– Лучше сверь калибровку.
– Уже.
– А на богоцепь его проверял?
– Погоди-ка…
К шее Горела прижали обломок черного камня. Тело пронзила невыносимая боль, вырвав из приятного забытья.
Горел, привязанный ремнями к алтарю, заорал.
11
Вновь огоньки в темноте. Каждый огонек – чей-то голос, узелок на необъятном и необъяснимом многообразии. Горел, сам ставший светлячком среди таких же, плыл вперед, за ним потянулась одна световая точка, затем другая, третья… Их одиночество кончилось.
12
Он сидел на краю кровати, глядя в высокое окно. Кто-то одел Горела в его старую одежду, даже револьверы оказались на месте – лежали рядом на столе. Голова больше не болела, Горела охватило приятное оцепенение.
Горел из Голириса смотрел в окно.
Там была укромная зеленая долина, окаймленная отвесными утесами. Низкие облака казались потолком. По долине текла бурливая речушка, монахи, крошечные, точно муравьи, копошились в садах, другие же…
В склонах гор темнели зевы туннелей, куда протянулись колеи. Горел увидел монахов, толкающих тачки, груженные черными камнями. Огромная их куча громоздилась в центре долины, словно в каменоломне.
Эти камни были вроде того, который приложили к шее Горела. Он поискал пакетик порошка. Его не было. Более того, пожалуй, порошок был больше ему не нужен.
Потому что здесь он был везде. «Черный поцелуй». В самом воздухе, который вдыхал Горел. Как же здесь было здорово. Можно было просто быть, существовать. Не осталось ни жажды, ни желания, ни голода, ни нужды.
Горел встал. По привычке нацепил револьверы. Хотя зачем они ему теперь? Выйдя из комнаты, побрел по высеченным в скале коридорам. Мимо скользили молчаливые монахи. Добрался до каменной винтовой лестницы, спустился. Похоже, все это место было высечено прямо в монолите горы.
Лестница привела в просторную трапезную. Монахи ели так же молча. В широких глиняных чашах лежали разнообразные плоды: слоновьи яблоки-чалта, черные грибы, именуемые еще пальцами мертвеца, рогатые дыни, колючие опунции, крыжовник, инжир. Горел сел за стол и набросился на еду.
Наверное, впервые с тех пор, как его вышвырнули из родного дома, забросив на край Мира, Горел из Голириса почувствовал себя…
Ну, не то чтобы счастливым. Счастье – не то ощущение, которое знакомо правящему дому Голириса. Нет, скорее – довольным.