Дверь пропала. На ее месте открылся черный, темнее самой темной ночи, провал. Лорд Кален торжествующе ухмыльнулся, Орвин, ощерившись, ткнул посохом в черноту.
И чернота завизжала.
Из проема, как из веками нечищеной пасти, рвануло вонючим ветром, словно невидимые легкие невидимого тела схлопнулись, издав бессловесный визг. С лиц и рук обоих мужчин сорвало плоть, в клочья искромсало одежду и задуло свет, точно жалкую свечку. Горел отпрянул обратно в нишу, однако сделал это недостаточно быстро. Визг настиг и его, эхом проник внутрь, угрожая разорвать на куски.
Почти ослепнув, Горел вцепился в руку Кея и прошептал:
– Помоги мне.
Сквозь полуопущенные ресницы он заметил, как мальчик наклоняется и поднимает с земли тяжелый камень. Последнее, что видел Горел, была рука Кея, опускающая валун.
Потом пришла боль.
А вслед за ней – пустота.
9
Голоса, голоса, голоса, обрывки слов, обрывки фраз. В темноте он ясно видел тысячи крохотных огоньков, разбросанных по всей горе.
Они не отвечали.
10
Он очнулся и обнаружил, что лежит голый, привязанный к холодному каменному алтарю. Голова гудела от боли. По залу сновали монахи в кроваво-красных рясах, высокий сводчатый потолок терялся вверху. Зал освещался старинными светильниками. Один из монахов подошел и вогнул иглу в сгиб локтя Горела. Горел закричал, но тут же ощутил, как по жилам потекло то, что было сильнее эйфории, слаще секса, могущественнее любви: «черный поцелуй», чистая, неразбавленная, живая вера, созданная кем-то из величайших богов.
Горел затих. Пусть делают что хотят, ему все равно. Он отстраненно наблюдал их возню с острыми инструментами, слышал какое-то попискивание.
– Его данные асимметричны, – произносит мужской голос.
– Аномалия?