Когда начиналось утро, мы сделали последнюю остановку и смогли спрятать все семь сотен лошадей в лощине под высокими утесами Эрнгейт Энда. Я тебя уверяю, что мы проделали это очень тщательно, чтобы ни одна любопытная свинья из Колдунии, взглянув вверх, не заметила на фоне неба ни признака лошади или всадника. Милорд сначала расставил часовых, а потом устроил нам смотр и проверил, чтобы каждый всадник получил завтрак, и каждый конь свой корм. Потом он встал за утес в таком месте, откуда была видна земля внизу. Он держал меня при себе для поручений. С первыми признаками рассвета мы посмотрели на запад и увидели Кротринг и морские заливы. Было не настолько темно, чтобы не разглядеть вражеский флот на якоре в Аурвате, и их лагерь, похожий на пасеку с множеством ульев, так что захотелось бросить вниз камень. Я впервые был с ним на войне. Честное слово, стоило видеть, как он лег на обрыв, выдвинувшись вперед, оперся подбородком о сложенные руки, отложил в сторону шлем, чтобы снизу не заметили блеска металла, и лежал тихо, как кот. Казалось, что он дремлет, но глаза его были открыты, и он смотрел на Кротринг. Даже отсюда издалека было видно, как жестоко они его разорили.

Потом на востоке из туч выкатилось большое красное солнце. В лагере под нами враги зашевелились. Там собирались отряды, поднимались знамена, трубили трубы. Из Гаштерндейла в лагерь галопом прискакало два десятка всадников. Милорд, не повернув головы, дал мне знак рукой позвать командиров. Я бегом привел их. Он быстро отдал им распоряжения, показывая рукой вниз, где кабаны Колдунии собирались на бой: воры и пираты, которые грабили народ его светлости на морском берегу и на реках, уже поднимали флаги и потрясали копьями, отходя от шатров к северу. Затем издали из лощин Гаштерндейла донесся звук, от которого сердце забилось: еле слышный из-за расстояния сигнал боевых труб Милорда Джасса.

Милорд Брандок Дах минуту подождал, глядя вниз. Потом повернулся, и его лицо сияло, как само утро. «Достойные лорды, – сказал он. – Быстро садитесь на коней, ибо Джасс уже сражается с врагами». Мне показалось, что он очень доволен. Я думаю, он был уверен, что в этот день от души задаст жару всем, кто причинил ему зло.

Вниз с Эрнгейт Энда мы ехали медленно. Кровь закипала в жилах, понукая нас спешить, но пришлось осторожно выбирать путь на неровном склоне, косом, как крыша, с ручейками, влажным мохом, камнями и осыпями. Ничего не оставалось делать, как предоставить выбор пути лошадям, и они мужественно снесли нас с крутизны. Еще на полпути вниз мы увидели, что начинается битва. Колдуны и главное войско Милорда сшиблись так яростно, что, я думаю, заметили нас не раньше, чем мы оказались на ровной земле и стали строиться к атаке. Трубачи затрубили боевой клич: «К Брандоку Даху, враг, не лезь!» и мы, как камнепад, скатились на поле Кротринга.