В ее вопросе угадывалась едва ли не надежда, как будто Седрик мог одобрить подобную дикую фантазию.

– Это невозможно! – невольно вырвалось у него.

Элис ведь не могла знать, что он отвечает и на собственный вопрос. Седрик хотел сбежать почти так же сильно, как и она. Но в Дождевых чащобах им не место. Как бы непросто им ни жилось дома, здесь они чужие. Пусть он часто говорил себе, что не может вернуться, Седрик отчетливо сознавал, что не может и остаться здесь.

Элис понурилась, глядя в пол, почти как если бы потеряла там что-то. Когда она снова подняла на него взгляд, на ее обветренных щеках полыхал темный румянец.

– Я заходила к тебе в каюту, пока тебя не было. Когда задумывалась о том, что ты мог утонуть и мы никогда больше не увидимся. Мне было так стыдно, что я плохо о тебе заботилась. Я представляла себе сотни жутких вещей, которые могли с тобой случиться, как ты погиб или лежишь где-нибудь раненый, страдающий и одинокий… – Ее взгляд блуждал по лицу Седрика, задерживаясь на синяках. – Так что я прибралась у тебя и постирала одежду, решив, что если ты вернешься, то поймешь, как я переживала. И вот, когда я перестилала постель и… что это?

Седрик страшился того, что собиралась сказать ему Элис. Она явно нашла потайное отделение и пузырьки с кровью и чешуей. Но его застало врасплох потрясение на ее лице. Она придвинулась ближе, подняла руку. Седрик отпрянул, но она все равно коснулась его щеки. Ее пальцы скользнули по скуле, проследили линию нижней челюсти. Элис никогда еще не трогала его так и тем более не смотрела на него с таким ужасом.

– Смилуйся над нами, Са! – тихо ахнула она. – Седрик… на тебе растет чешуя.

– Нет! – яростно возмутился он. Отдернулся прочь от ее пальцев и сам потрогал лицо. Что он нащупал? Что это? – Нет, это просто обветренная кожа, Элис. Речная вода обожгла ее, а потом я долго пробыл под открытым небом… Это не чешуя! Я же не житель чащоб, с чего бы мне зарастать чешуей? Не говори глупостей, Элис! Не валяй дурака!

Элис молча смотрела на него, и на ее лице отражалась смесь ужаса и жалости. Седрик резко поднялся с постели, подошел к шкафу, достал зеркальце, перед которым брился. Он так и не побрился, вернувшись на баркас, вот ей и померещилось. Седрик внимательно посмотрел в зеркало, поднеся свечу поближе, и снова ощупал челюсть. Кожа на этом месте загрубела. Просто обветрилась.

– Мне надо побриться. Вот и все. Ну ты меня и напугала, Элис! Что за ерунда. Сейчас я слишком устал, но утром побреюсь и смягчу кожу лосьоном. Вот увидишь. Чешуя. Скажешь тоже!