Она кивнула:
— И ты не можешь танцевать.
— Я не могу танцевать, — подтвердила я, стараясь не обращать внимания на внезапно возникший комок в горле. — Но мы с Джесс все равно поедем в Нью-Йорк.
Диана застыла, явно ожидая, что я вот-вот признаюсь в розыгрыше.
— В Нью-Йорк постоянно уезжает куча людей, которые не умеют танцевать.
— Ты бросишь меня здесь?
— Ты не останешься одна.
— Не надо тыкать мне Маркосом. Я никогда так не делала, когда вы с Уином встречались.
— Дело не в Маркосе, — сказала я, и чертов комок в горле стал еще больше. Я попыталась дышать через нос. — У тебя есть… родители. Ты помнишь одноклассников, учителей. А мои воспоминания обрывочны.
— Ты помнишь меня, — расстроенно выпалила она. — Или меня ты желаешь забыть тоже?
Дыхание через нос не помогало. Я рыдала, так же как и Диана. Это были жуткие, захлебывающиеся рыдания. Я подумала, что не заслуживаю ее рыданий, но от этого заплакала еще сильнее.
— Я всегда собиралась уехать. Я уже должна была уехать. Так какая разница, еду я в Манхэттенскую балетную школу или куда-то еще?
Она открыла и закрыла рот, вытерла глаза и положила руки на бедра:
— Дай мне немного времени, чтобы придумать ответ.
Я обняла ее. Объятия вышли кривоватыми, поскольку мои руки остановились на полпути, но это сработало — я врезалась в Диану и осталась в таком положении. Я не слишком-то умела обниматься, наверное, потому, что до этого момента не знала главного секрета: объятия не могут быть односторонними. Вы всегда поддерживаете друг друга.
Возможно, было глупо покидать Диану сейчас, когда мы наконец открылись друг другу. Часть меня считала, что этого достаточно — вот так опереться на Диану и позволить ей дарить мне это чувство защищенности. Но другая, большая часть понимала, что гораздо важнее сейчас начать с чистого листа — и в этот раз без помощи гекама.
— Мне страшно, — сказала я.
Диана оторвалась от меня и отступила назад.
— Из-за Кэла?
— Нет. Я говорю о страхе перед будущим — ведь мне наверняка придется терять людей, так же как это было с Уином. Я боюсь, что не выдержу этого.