Обратно. Домой. К самой себе.

Оказалось, что оставить квартиру куда легче, чем машину. Прежде чем развернуться и уйти, Лайза долго гладила крышу, просила у «Миража» прощения – он всегда был ее верным помощником, спутником, другом, и она никогда не забудет его. В следующий раз погладит его уже там, в своей правильной жизни.

Затем она достала из багажника фонарь, щелкнула кнопкой на брелке, положила ключи в карман и направилась на другую сторону дороги, к холму. Слева маячил указатель «Криттон. 1 км».

«Все как говорил информатор».

Теперь вверх. Куда вверх?

Среди деревьев она долго не могла отыскать тропу – та оказалась хорошо запрятанной в высокой сырой траве. Наконец нашла, ступила на влажную и мягкую землю и принялась пробираться сквозь заросли.

Стук тысячи капель по листьям создавал иллюзию того, что лес говорит, общается, бормочет. Капли стекали по стволам, по дождевику, по лицу; кроссовки моментально промокли.

Лайза двигалась вперед максимально быстро, разводя ветки руками, спотыкаясь о корни, иногда поскальзываясь. Ей казалось, что в затылке нарастает зуд. Что это – последствия перенапряжения памяти? Или же ее настойчиво пытается отыскать Чейзер? Скорее всего, второе; пришлось «зазеркалиться» плотнее.

Кусты, кусты, кусты, бесконечные кусты. Ноги начали гудеть уже через десять минут; в кроссовках чавкала вода, носки вымокли насквозь.

«В такую погоду надо сидеть дома, – ворчала она, пытаясь взбодриться, – а не бродить по лесу. В крайнем случае стоять на деревянном крыльце под навесом с чашкой чая…»

Мда, чашка чая ей в ближайшее время точно не светит. Сначала будка, а потом уже деревянный домик, навес, комфорт, идиллия и всё что угодно. Сначала будка.

Подъем продолжался. Он казался бесконечным, слишком крутым; тропа – непролазной. Еще выше, еще, еще чуть-чуть – вроде бы до верха недалеко, надо поднажать. Неужели она бродит всего лишь пятнадцать минут? А кажется, что прошло уже несколько часов, что она полночи скитается по мокрому лесу, пытаясь отыскать непонятно что и высвечивая фонариком путь в высокой блестящей траве.

А вот и вершина холма – добралась! Горбатый склон выпрямился, превратился в ровную поверхность, перестал чинить препятствия. К тому моменту дыхание сбоило, сердце работало словно тяжелый паровой двигатель, мышцы ног горели.

«А все потому, что ты чрезмерно спешишь».

А как не спешить? Она уже почти на месте, уже близко.

Вот только куда теперь?

На вершине тропа исчезла: складывалось ощущение, что все, кто когда-либо поднимались на этот холм, счастливо разворачивались на месте и уходили обратно на спуск. Что за ерунда? Начинал тускнеть фонарь; надо было торопиться.