Она не смогла закончить предложение, не решилась. «Рак. Дочь, вдруг это рак?» — вопрошал ее испуганный взгляд. Ведь от него люди просто тают на глазах, хотя есть продолжают как обычно.

Моя растерянность сменялась отчаянием.

Тишина, повисшая в кухне, требовала ответа.

— Дин? Чего молчишь-то? Ты расскажи, если тебе какой дури присоветовали, а ты и…

И вдруг, когда уже казалось, что отчаяние перерастет в панический невроз и придется городить кучу бессвязной ерунды, неожиданно снизошло невероятное спокойствие и ощущение мощной, рождающейся где-то в глубине силы.

А еще через секунду глаза открыла древняя «сущность».

(Сорок минут спустя)

— Я не знаю, что это было! Оно уже приходило, просыпалось во мне — какое-то существо, не я…

Дрейк был беспардонно оторван от совещания, и я едва сдерживалась от того, чтобы кинуться ему на грудь «Пожалуй, объясни, поддержи…»

Он был сух, внимателен и как всегда недосягаем.

— Дальше. Бернарда, что произошло дальше.

Заломив руки, я продолжила:

— А дальше, я сказала ей спокойным таким, странным голосом, как будто не своим: «Мама, я всегда такая была. Всегда. Ты просто забыла». Только говорила это не я, это говорило ОНО! И было ощущение, что каждое слово из моего рта расходилось невидимыми кругами по воде. Сквозь людей, сквозь воздух, сквозь стены. Как такое может быть?

— Реакция мамы? — Дрейк умело вернул повествование в правильное русло.

— Мама… — я замерла, мысленно вернувшись на кухню. И сделалось нехорошо, муторно и почему-то стыдно. — Она… она просто смотрела на меня, а в глазах пусто, как у куклы. А через секунду тряхнула головой, как будто вспомнила что-то, и сказала «Да, дочь, конечно, всегда была такая. Мне показалось, наверное…» И дядя Толя… он тоже согласился. Они поверили, будто я их перепрограммировала! Как болванчики, как манекены… И закрыли тему, стали снова про другое говорить. А я даже доесть не смогла и за котом не поехала,… а сразу к тебе.

Дрейк молчал. Думал.

В том кабинете, куда он меня отвел, было пусто. Хотя, наверное, когда здесь работали представители Комиссии, все выглядело иначе: приборы из воздуха, нужные вещи под рукой, никуда ходить не нужно. Это только для меня четыре голые стены, стол и окно, а для них — полноценная лаборатория.