Быстрый подъём по ступенькам, разворот на приступке, вынырнувшей из стенда — и я спиной вперёд упал в мягкое нутро доспеха.

И ткань — поначалу холодная — ожила, потеплела, потекла по телу, заключая меня во второй слой защиты. Тихо застрекотали приводы, заращивая броню, сливая её в монолитную поверхность.

С тихим свистом отстыковались запорные механизмы и я сделал первый шаг.

Ощущения… Странные. Чувство некой незавершённости, незаконченности. Как у старого самурая, давно ушедшего на покой и изводящего тысячи листов бумаги на искусство каллиграфии — в поисках самого лучшего начертания иероглифа.

Невольно усмехнувшись такой ассоциации, протянул руку к стендовой тумбе и осторожно снял с неё обруч. Полоска металла — и ничего больше. А внутри… Внутри пульсирует, бьётся сердце — странное, совершенно далёкое от всего человеческого — но именно сердце. Суть, центр, сосредоточие всего того, что и есть — варсьют Девы Флота.

Металл на удивление лёгок, а изнутри обруч и вовсе покрыт тем же едва шершавым материалом, что и чокер ларингофона, да выступают кругляши контактных пластин — самые крупные — лоб и височная область, более многочисленная россыпь мелких занимает остальное пространство внутреннего периметра.

Обруч надевается как родной — и доспех мгновенно оживает.

По оставшимся открытыми кистям расползается множеством струек тот же материал, что служит доспеху подложкой, или, если по правильному, компенсационной поддоспешной прокладкой. Чувствую, что такая же масса струится вверх по шее, охватывает подбородок, частично захватывает щёки — и соединяется вверху с обручем.

И тут же, прямо поверх этой псевдоплоти, разрастается сетчатая, тускло поблескивающая даже в ярком ангарном свете, структура. Сложно понять, из чего она состоит — металл ли, керамика или композит, да, в принципе, не настолько и интересно. А поверх сетки — нарастает броня. Слышу едва ощутимый стрёкот, но не могу быть уверен, что это не слуховая галлюцинация — ибо дыхание техников, стоящих в пяти метрах от меня, ощущается заметно громче и чётче.

Броня нарастает сегментами, как чешуйки, но тут же как будто подтаивает, смягчается, течёт — и застывает уже сформировавшейся защитой. Матово блестит бронёй тыльная сторона ладоней и пальцев, внутренняя пожирает свет непроницаемой чернотой псевдоплоти. От межключичной ямки до подбородка — такой же защитный слой, но, как ни странно, головой в целом и шеей в частности — шевелить можно. Никаких помех, нигде ничего не мешает.

И только сделав пару шагов к каналу, понимаю — я не ощущаю варсьют как что-то внешнее. Я и сложнейший механизм теперь единое целое. Неразделимое.